— Да, немного.
Он медленно поворачивает голову, смотрит на водителя и коротко кивает в сторону. Поднимает воротник черного пальто,
берет ее руку, уверенно тянет вперед, и Рада понимает, что, да, она хотела бы не просто постоять несколько минут на улице,
а пройтись.
Они идут спокойным размеренным шагом. Мимо ярких стеклянных витрин, мимо редких в такое время прохожих. Рада уже и
забыла, когда вот так ей доводилось прогуливаться, просто идти по улицам города и ни о чем не думать, не помнит она
такого, она все время откуда-нибудь возвращалась, а не шла вперед. А они идут, молча и быстро преодолевая небольшие
перекрестки, пропускают машины, останавливаясь на светофорах, почти бегут, пересекая двухполосную магистраль.
Женские каблуки звонко стучат по промерзшему асфальту. Они с Артёмом потеряли первоначальный ритм, совсем сбились с
него, они уже не уже не прогуливаются, а бегут куда-то. Наверное, Гергердт тоже не привык совершать такие прогулки. Не
умеет. Он тащит ее за руку, и она еле поспевает за ним, начиная задыхаться от холодного воздуха. Закашливается, делая
очередной колючий вдох, и они останавливаются. Рада обхватывает Гергердта руками, вцепляясь в пальто заледеневшими
пальцами. Она вся вжимается в него, пытаясь успокоить дыхание и найти утерянное тепло, глубоко дышит, вбирая
умопомрачительный запах, который на морозном воздухе раздражает по-новому, она его втягивает, стремясь подольше
задержать в себе. Целует Геру, приникая к холодной шершавой щеке бесчувственными губами. Он обнимает ее, небрежно
сжимая плечи, целует в губы, жадно и нетерпеливо. И этот поцелуй получается невыносимо горячим. Все ее существо вмиг
отогревается, оживает. Но Артём не дает разгуляться страстям, снова тянет ее вперед. Теперь идет чуть медленнее, но
целенаправленно. Куда-то ведет ее.
— Есть я точно не хочу, — предупреждает Рада, когда понимает, что они двигаются к пятиэтажному ресторанному
комплексу.
— А мы не будем есть, мы будем пить и закусывать.
Они входят в стеклянные двери, раздеваются в гардеробе. Рада с удовольствием снимает пальто, в котором насквозь
продрогла, вытаскивает из кармана пачку сигарет и теряется на мгновение, не зная, куда ее деть. Проходить в зал, держа
пачку в руках, как-то не очень удобно. Но ее сумочка осталась в машине. После недолгих раздумий Рада извиняется улыбкой
и сует сигареты в карман пиджака Артёма. Артём не протестует, но усмехается. Они поднимаются на третий этаж, проходят
в зал, администратор предлагает им на выбор два столика. Удивительно, что еще есть свободные.
Рада задерживает взгляд на самом дальнем у высокого окна, и Артём, не раздумывая, ведет ее к нему.
— Я правда не хочу есть, — предупреждает Рада, усаживаясь на стул, который Гера любезно отодвигает для нее.
— Я же тебе сказал: мы будем только пить и закусывать.
— А что пить будем?
— Чтобы согреться.
— Водку?
— Ее самую. Пить водку и есть строганину.
— Кошмар какой, — ужасается Рада со слабой улыбкой, но тем не менее не отказывается, — я в себя за весь вечер еле
бокал вина влила, а ты мне водку предлагаешь.
— Я не предлагаю, я настаиваю. А то ляжешь завтра с температурой.
Рада вздыхает, потирая ставшие нечувствительными ладони. И правда, она так замерзла, что готова и водки хлебнуть.
Затылок ломит, в ушах шумит.
— Ну вот и договорились, — довольно кивает Гера и тут же становится серьезным. — Посиди, я отойду, мне позвонить
нужно. Я быстро. Две минуты.
Он выходит из-за стола и идет к выходу, по дороге останавливает официантку, что-то говорит ей, указывая на их столик.
Наверное, делает заказ. Когда девушка подходит к Дружининой, интересуясь, желает ли она что-нибудь заказать, Рада
просит кофе, находя свое положение довольно забавным. У нее с собой нет ничего. Ни сумочки, ни кошелька, ни карточки.
Даже сигареты и те в кармане у Геры. Никогда с ней такого раньше не было. Никогда такого она себе не позволяла. С кем
бы ни ходила в ресторан, где бы ни развлекалась, у нее всегда с собой имелись деньги, чтобы заплатить за себя.
Артём возвращается. Он серьезен и странно задумчив. Молча смотрит на нее. Не часто она ловит на себе такой взгляд, но,
когда ловит, от него бегут колкие мурашки. Ей снова неловко. И снова Рада не может понять причины этой неловкости.
Тревожность создается от какого-то интуитивного ощущения. Холодок внутри.
— Ну ты и пошлячка, Дружинина, — неожиданно усмехается Гера, и Рада выходит из легкого ступора. — Милый… Что это за
милый?
— Я пошлячка? — смеясь переспрашивает она. — «Милый» звучит пошло?
— До невозможности.
— Вот и отлично, теперь тебя только так и буду называть, — смеется. — Значит про секс говорить не пошло, а милый —
пошло.
— А что в сексе пошлого? Секс — это удовольствие.
— Это да-а-а, — протягивает Рада неопределенно и загорается тайной улыбкой, вспоминая их переписку.
— Слушай…
— Что?