кафе собираемся. Это я тебя на всякий случай предупреждаю. Чтобы ты был в курсе… Всю романтику испортил своей
ревностью. Я столько времени с этой фотографией возилась.
Новость про то, что Рада с Наташкой намереваются пойти в кафе, Гере не нравится.
— Романтику, говоришь, — задумчиво протягивает Артём и качает головой, — никакая это не романтика.
— Почему?
— Потому что, как говорит один очень уважаемый мною человек… вот чувствую, что меня где-то на*бывают, а где, понять
не могу.
fima
24.08.2015 00:13 » Глава 22— Вообще не понимаю, как можно по одной бабе с ума сходить. Ума не приложу.
— Вот и я, Ваня, вот и я, — насмешливо вздыхает Крапивин. — Артём не может сходить с ума по одной бабе. И вообще, он
же не дикарь какой или неандерталец, чтобы в сотый раз обрывать Раде телефон или, хуже того, нестись за ней в этот…
хм… клоповник. Да, Артём? Ты же не собираешься сейчас так сделать?
— Два раза позвонил, не звездите. Узнал, как доехала, — говорит Артём, не отрывая глаз от экрана мобильного и набирая
сообщение: «Рада, ты скоро?»
— Подумай, Гера, мы плохого не посоветуем, — не унимается Иван, поддерживая Крапивина, — в отношениях важна
свобода. Нужна свобода, — подчеркивает, отпивая ром.
— Успокойтесь уже, умники. Что бы вы понимали… — бормочет Гера и читает ответ Дружининой: «Куда скоро? Только сели».
— Мы? Нет. Куда уж нам, — смеется Дима.
— Димитрий, — намеренно коверкая имя, вздыхает Гергердт, — на каком мне языке вас послать потактичнее?
— Нет, Гера, тебе Крапивина категорический запрещено посылать куда бы то ни было, вдруг Радка снова все тарелки
перебьет, кто с тобой в магазин фарфора пойдет?
— Это точно. Всем бабам побрякушки надо, а моей тарелки.
Дима усмехается и делает последний глоток виски.
— Ты побрякушки какие-нибудь все равно купи, женщин надо баловать.
— Ты так и хочешь на мне нажиться, страшный буржуй. — Гергердт глотает ром и снова берет в руки телефон. Отправляет
Раде «Смеркалось».
— Всенепременно. Эх, как жаль, что я Ванину свадьбу пропустил.
— Не переживай, там даже невесте ни хрена не досталось, ни платья, ни колец. И даже потери были. Материальные. Алёнка
ему там мебель в квартире покрошила за такую свадьбу, — заверяет Артём, бросая на Ваню усмехающийся взгляд.
Дима громко смеется, отодвигая от себя стакан и плотно приваливаясь к спинке кресла.
— Ты мне еще посмейся-посмейся, посмотрю я, сколько на неделе раз тебе самому придется тарелки покупать! Жених! —
взрывается Гергердт хохотом.
Ваня поддерживает друга смехом и хлопает Крапивина по плечу:
— Жених наш одними тарелками точно не обойдется, малая там все в порошок сотрет, галстуки и шейные платки порежет на
ленточки, а запонки раздарит прислуге. А свадьба у нас в июне. Дима, я надеюсь, ты сможешь освободиться.
— Сделаю все возможное, — обещает тот Ивану и смотрит на Геру: — Я сейчас у тебя телефон отберу! На месте весь
вечер не можешь усидеть.
— Сижу я… — вздыхает Гергердт, — сижу и чувствую, будто в детство вернулся. Тот же обшарпанный подвал только с
мебелью и с вискарем за немыслимые деньги. Чего было переться на другой конец города, когда можно, Дима, у тебя дома
в подвале посидеть. И вискарь у тебя получше.
— Нет, Гера, антураж не тот. У Крапивина нет обшарпанной штукатурки и светильников с блошиного рынка Клиньянкур, —
смеется Шаурин, глядя на низкие потолочные своды, украшенные росписью, словно стершейся от времени.
— Нет, таких светильников у меня нет, зато много чего другого есть, но Артёма сегодня хоть в бомбоубежище запри, он все
равно вырвется. Рада же где-то гуляет.
— Угу, замков таких нет еще не придумали, чтобы меня в бомбоубежище запереть, — усмехается Гера.
Что правда, то правда. Сегодня ему не сиделось на месте. Не елось и не пилось, хотя он с удовольствием принял
приглашение Крапивина встретиться где-нибудь вечерком и даже рассчитывал, что хорошо проведет время с друзьями.
Однако расслабиться не получалось, мыслями он был далеко за пределами пафосного мужского клуба, в котором они
собрались. Ему не нравилось, что Рада встречается сегодня с Наташкой. Но еще больше ему не нравилось, что пошли они в
тот самый бар, откуда в прошлый раз он забрал Раду полуживую. Конечно, сомнительно, что Дружинина может снова так же
сильно напиться, но Гергердт все равно мучился тревожным чувством. Не доверял он этой Наталке, и сколько бы Радка ни
защищала ее, говоря, что она хорошая подруга, Гера не желала менять о ней своего мнения. Боялся он, откровенно говоря,
что Рада поддастся ее влиянию. Испортит Кузька эта долбанная его Мармеладку. Достаточно того, что мать постоянно
пытается Радке мозги промыть. Дружинина не жаловалась, ничего толком не рассказывала, но Гергердт сделал такой вывод
по обрывочным фразам, часто проскальзывающим в разговорах.