Пересечь сплошную

Отошел от меня на расстояние и Назаров.  Он, вообще-то, и раньше не часто со мной контактировал, за исключением тех мимолетных единичных случаев, когда мы ни с того ни с сего вдруг бросались друг другу в объятия. Ей-богу, как помешанные озабоченные прыщавые подростки переходили без слов к делу. Так вот, все безмолвные дела у нас со Стасом, как неожиданно начались, так же и прекратились. Я его присутствие вообще едва замечала. Точнее нет, не так. Он мое присутствие почти не замечал. Я превратилась для него в обычный белый шум. Кто такая Мельникова Юля? Это девчонка из нашей группы. Заучка и зубрила. У нее можно списать любую тему по любому предмету, но в целом лучше не связываться — у нее папа мент. Вот примерно, кем я для него стала. Впрочем, всегда этим и была, скорее всего.

Я больше ни разу не заметила его взгляда на себе. Ни тайком, ни напрямую, разве что мимолетные, как к одной из тридцати присутствующих в аудитории. Мельком, вскользь, сквозь… Никак. Незначительный эпизод в виде меня, промелькнул в его жизни и забылся, а человек продолжал жить и радоваться. Я часто среди пацаньей болтовни о сугубо “мужских делах” слышала его голос, нередко доносился и смех. Время от времени он разговаривал со своей МалышЬ. За две недели дважды состоялся такой разговор. Один раз Назаров буквально несколько секунд продакал, проукугал и трижды сказал “ладно-хорошо” в трубку. Второй раз даже из аудитории вышел поговорить и вернулся, когда уже занятия начались. Минут двадцать, получается, они не могли наговориться. По-тихому войдя в кабинет Стас, чтобы никому не мешать уселся тут же на ближайшую первую парту и так и просидел всю пару задумчиво глядя в одну точку. И преподавателя не слушал, и не записывал ничего. Потом, правда, отошел от своей печали. В перерыве уже даже бесился, как мальчишка, ввязавшись в нелепую детскую игру. Словно школьник швырялся тряпкой для доски в таких же переросших недоумков, как и он. Скакали двадцатилетние лбы по аудитории, как кони тыгыдымские, иногда даже прямо по партам, стулья пораскидывали. Чуть не зашибли всех — лоси. Детишки, блин. А на улице эти деточки еще снежками кидались. Не в этот же день. Чуть позже. В начале марта навалило мокрого снега, вот и нашлось развлечение для двухметровых балбесов.  Солнце уже вовсю припекало, и вокруг навязчиво обалденно пахло весной. Мы всей группой во внезапно образовавшееся в занятиях «окно» вывалились на улицу. Мальчики тогда бесились, а девчонки просто стояли грелись в лучах ультрафиолета и дышали свежим воздухом.

Именно тогда я до такой степени им надышалась, что на следующий день слегла с простудой. Грипп, скорее всего, меня накрыл. По городу как раз пошла новая волна эпидемии. Вот меня и прихватило в ряды заразившихся.

Целую неделю я провалялась с температурой. Первые три дня вообще с очень высокой. Круглосуточно только и делала, что спала. Спала и бредила. Не помню, о чем, но как обычно что-то тяжелое и громоздкое охватывало сознание, от которого невозможно было отвязаться. Оно давило и нагнетало. Лишь иногда получалось выныривать в реальность. Проснувшись, я выпивала горячий чай, все это заедала таблетками и снова окуналась в забвение. Из такого болезненного забытья однажды меня вырвало сообщение, пришедшее на телефон. Он и раньше, бывало, звонил и пиликал оповещениями, то спамом, то от реально существующих контактов. Староста, например, не задержалась - сразу же в первый или второй день моего отсутствия на занятиях поинтересовалась причиной. И потом еще вроде наводила справки. Я не запоминала. Звонки если слышала - отвечала на них на автомате, но чаще не заметив пропускала или скидывала. Точно помню, что позаботилась о моем здоровье и Новикова. Но не до разговоров мне было и не до переписок.

И вот в третью ночь моего недомогания меня разбудило очередное сообщение. Я его открыла машинально. Так же бездумно посмотрела на небольшой набор букв, слабо соображая о смысле и тут же снова вырубилась со стойким ощущением умиротворения. В охватившем меня жару и полусне мне пригрезилось, что это Стас мне написал.

«Чего только не взбредет в воспаленное сознание?!», - подумала я наутро, пробудившись. Температура упала, выжав из меня не менее литра пота. Поэтому я уже могла более-менее здраво соображать и рассуждать. В бессознательном состоянии все страхи и тайные мечты обычно вылазят наружу. Стоило надеяться, что я вместе с бредом не донесла до родителей свою болезненную привязанность к Стасику. Хоть я и зарекалась в который раз его окончательно и бесповоротно забыть, на деле это у меня пока плохо получалось.

Честно сказать, я не только не верила, что Назаров мог мне написать, особенно ночью, а даже в самом факте существования этого сообщения сомневалась. Но нет, все же не глюки это мои были, ночное послание действительно находилось в недрах моего телефона. И что удивительно, оно оказалось реально от Стаса. Во втором часу после полуночи доставил мне его сотовый оператор:

“Не болей. Я скучаю”.