Пересечение

— Правда, Ира, правда, — уверяла сестру Аленка. — Сквозь сон я все слышала: как они говорили о сыновьях и о нас с тобой — что нас нельзя разлучать, — о судьбе, о войне — столько сирот… Дмитрий Михайлович тогда и сказал: "Возьмем, Таня, девочек, если окажемся им нужны?" А Татьяна Федоровна сказала, что сама все время об этом думает.

— Ох и фантазерка ты, Ленка, — снисходительно смеялась Ира, привычно чувствуя себя старшей. — Ни капельки не изменилась! Не могла ты этого слышать, потому что спала. И запомнить этого не могла.

— А вот запомнила! — защищалась Аленка, встряхивая пушистыми, как у матери, волосами. — Володя, скажи, ведь правда у меня хорошая память?

Володя, летчик гражданской авиации, в щегольском, с погончиками кителе, влюбленно смотрел на жену и подтверждал, что да, память чудесная.

— А ты-то откуда знаешь? — поддразнила его Ира.

— Да будет вам, девочки, — добродушно сказал Дмитрий Михайлович, захмелевший от бокала шампанского, вороха телеграмм, огромного букета из театра и грамоты от Дворца пионеров. — Экие вы спорщицы, да, Танюша? Я и сам не помню, когда мы вас взяли в дочки, теперь кажется, что так было всегда…

Поздно вечером, почти ночью, уложив спать стариков, они, конечно, пошли на Волгу. За эти годы отстроили великолепную набережную, на длинных, вдоль всего города пляжах стояли грибки и разноцветные раздевалки, на той стороне, где раньше были огороды, вырос большой поселок. А в остальном Волга осталась прежней — могучая, широченная в этих краях река, ее особенный какой-то запах и плеск, далекие, в огнях, пароходы. И вода была теплой и шелковой, как во времена их детства.

— Помнишь Фросю? А Пелагею Ильиничну? — спросила Ира, расчесывая влажные волосы. — Как она малышню купала… Хотя ты тогда была маленькой.

— Как купала — не помню, — призналась Аленка. — А как Фрося провожала нас в школу и велела надевать галоши, помню прекрасно… Смотри, сколько огней на той стороне. Съездим завтра, посмотрим поселок?

1986

Зверь по имени Брем

Всем собакам — маленьким и большим, породистым и беспородным, живущим вместе с нами и от нас независимо — с любовью и уважением посвящается

Брем — черный лохматый пес. Глаза у него круглые и веселые, брюшко с белой подпалиной, лапки косматые, словно Брем ходит в бурках. Интересно, что сказал бы великий зоолог, если б знал, что именем его назовут пса неопределенной породы? Образованная соседка порицала Наташу, называла это кощунством, но за Наташу вступилась бабушка, Мария Тихоновна.

— Брем был бы рад, — взяла она внучку под всегдашнюю свою защиту. — Он был бы счастлив, что его до сих пор помнят и любят. И он не считал животных хуже нас с вами…

Соседка захлебнулась от негодования, но Мария Тихоновна повернулась и ушла к себе: врачи не велели ей волноваться.

Легкомысленная собака Булька родила Брема в знойный июньский полдень, укрывшись от людей в подвале старого дома. Хозяева Бульки удивились невероятно.

— Как же так? — недоумевали они. — Ее же водили на поводке! Как мы ничего не заметили?

Булька, чувствуя смуту и общее недовольство, от щенков не отходила, ничего не пила, не ела и к себе никого не пускала. Но соседская девчонка Света пошепталась с Наташей, и они вдвоем проникли в подвал. Света прижимала к животу здоровенную миску с супом, а Наташа несла банку с водой. Она присела на корточки на почтительном расстоянии и, вытянув далеко руку, осторожно поставила перед Булькой воду. Булька, не переставая ворчать, чуть шевельнулась: пить хотелось давно.

— Булечка, милая, покажи щенка, хоть одного, — протяжно попросила Наташа.

Булька перевела взгляд с банки на девочку и поколебавшись, медленно убрала лапу, ею укрывала от мира, прижимала к себе бесценное свое сокровище — крошечный, слабо шевелящийся и попискивающий комочек.

— Ма-а-аленький, — растроганно пропела Наташа. — Ой, Светка, я его выпрошу!

— А чего просить-то? — резонно возразила Света, — Подумаешь, щенок, да еще беспородный… Они и так не знают, куда их девать.

— Правда? — обрадовалась Наташа и метнулась к двери. — Булечка, никого не пускай, я мигом!

Бабушка Наташу любила и баловала: их было двое на всем белом свете. Мама умерла, когда Наташе исполнилось три года. В таинственных тайниках памяти сохранились светлые волосы, теплые руки, запах сирени… Вот и все, так мало! Остальное восполняли бабушкины рассказы.

— Баб, ты послушай, только не перебивай, — запыхавшись от бега, тараторила Наташа. — У Бульки щенки, такие маленькие, совсем слепые, давай возьмем одного, самого черненького? У тебя ведь сердце, тебе велели гулять. Помнишь, тетя Настя еще уговаривала, а ты смеялась: "Чего это я на старости лет гулять потащусь?" А теперь будет щенок, ты с ним будешь дышать свежим воздухом… Бабуль, мне так хочется живое существо!

— Тебе, значит, существо, а как гулять — так мне? — прищурилась бабушка, и добрые морщинки разбежались по ее лицу.