Пересеченная местность (СИ)

   - Сейф здесь у меня, от дуры прячу. Шабашка свалилась, стольник целиком здесь заначил, в пакетике, а остатка как раз на пузырь хватило. Ишь, лягушоночек какой, - он любовно кивнул, на стоящую на полу, бутылку с водочной этикеткой. - "Левая", конечно, да, сейчас "правой" и не найдешь. "Родник", не "Родник", - все подделка, а я эту беру, киоск надыбал, дешевая и пить можно.

   - Нам все не выпить, даже занюхать нечем. И не хочу я что-то.

   - А мы сразу и не будем. Вечер долог.

   - Но...

   - А у нас пробочка есть. Все продумано!

   - Саш, я как раз хотел... Ты мне взаймы не дашь сколько-нибудь, пятьдесят хоть, пока на работу выйду... Я этому все, что было, отдал, растерялся как-то.

   - Я говорил: "Не бери все".

   - Так, я же сразу переехать хотел. А он так, и так - довел, я все из карманов вытащил, он уцепился, по рукам, стольник уж неудобно было потом отсчитывать.

   - Ладно, сейчас у своей попробую.

   - А может..? - Сергей кивнул на бачок.

   - Если что, то конечно. Но сначала надо попробовать. Авось? А это мы найдем, как истратить.

  Хлопнула дверь, ушла подруга. Сергей на кухне пил остывший чай. Из прихожей доносился резкий, раздраженный голос:

   - Взаймы! Есть, пить - ничего! Еще взаймы... Деньги... Ты деньги принес? Что ты деньгами называешь!?... Да? А я в рваных колготках хожу... На водку не хватает? Неделю пьете! Знаю я это "нет". На "нет" и суда нет.

  Голоса стихли. Видимо, перешли в комнату.

  После развода со Светкой он написал письмо армейскому другу - Сашке, - сколько уж лет не виделись, но связка, какая-то теплилась, письмами, хоть и раз в год, но обменивались, в гости все друг друга звали, да так и не встретились семьями. Сергей описал ему нынешнее свое житье: и ехать то теперь не с кем, и ни жилья, ни работы, итог, в общем, тридцати лет. Написал без всякой мысли, просто поделился. Но, вот как бывает, - Сашка ответил моментально: мол, не отчаивайся, жен много - мы одни, работа есть, платят нормально, с жильем хуже, но через пару месяцев - реально, общага. Так что, если найдешь деньги, чтоб на пару месяцев угол какой снять, то приезжай, можно бы и у меня пожить, да жена, ни в какую, тоже грыземся последнее время.

  Деньги у него были. После суда адвокат Светкин конверт ему в карман сунул. Сергей через несколько дней его случайно в пиджаке обнаружил. Открыл - доллары. Откуда? Потом вспомнил. Хотел вернуть, но не мог он с ней встречаться. По почте послать? Там, наверное, в рублях только принимают. А потом запил, потом Сашкино письмо подоспело. Вот и пригодились Светкины тридцать сребреников.

  Минут через тридцать вошел Сашка.

   - Вот, двадцать только дала, похоже, и правда, нету. Месяц дурной был, два юбилея, а я перед этим долгов наделал, принес мало. Но я тебе стольник отдам, а эти себе оставлю. Пошли, накатим заодно.

   - Давай уж сам. Я не хочу.

   - Как знаешь.

  Сашка обернулся мигом, по-армейски, замок туалета щелкнул, как затвор между одиночными выстрелами. Сунул ему в руку плотно сложенную купюру, приложил палец к губам:

   - Тс-с, зря отказался, спокойной ночи...

  С самого приезда в душе у Сергея возник неуют, вернее даже возник он еще по дороге, и сначала это была радость, и он должен был что-то сделать, но не мог выразить это ни действием, ни словом, медлил, тянул, и чувство радости перешло в чувство неуюта, бездеятельной тревоги.

  Автобус ехал через Ульяновск, на выезде из города он стал спускаться, почти по серпантину ("Как в горах", - подумалось ему), и тут он увидел Волгу. Не реку, а нечто непостижимое, такое, что аж захолонуло в груди. Автобус уже въезжал на мост, и он, как детсадовец, приник к стеклу, пытаясь вобрать, запечатлеть в себе неизвестно что, глядел и не мог наглядеться. Какой потрясающий простор, какое мощное пространство воды. Волга - от края и до края, - была больше поля его зрения, больше его понимания, он не мог вобрать ее всю разом, он тонул в ней. А когда представил глубину под этой поверхностью, представил этот объем воды, и что больше всего ошеломило, - воды движущейся, не стоящей на месте, а каждую долю секунды обновляющуюся в движении, и когда представил века и века, через которые протекли эти воды, ему стало торжественно и страшно. И счастливо, - он пережил эту встречу. Что он? Что все его проблемы? Светка, банк, квартира, завод? Он со всем этим в себе не песчинка даже, не капелька этой великой воды, - нечто неизмеримо меньшее и, в тоже время, - признанное живым, призванное в этот мир, получившее разрешение стать не капелькой даже, но малой толикой капельки Великой Реки.

  Ему сделалось страшно. Он, допущенный в эту жизнь на секунду, чем он занят? Чем он был занят все эти тридцать лет? Тут он и ощутил существование Бога. Не понял, а именно ощутил. Ибо только Его волей - неведомой и всеобъемлющей - могла существовать такая река, во всей ее вечности и глубине.