Пересекая Африку

Вождь Коведи находился при Касонго, который, как сообщали, располагался лагерем на большом холме в каких-нибудь 16 милях к западу-юго-западу. Касонго направился туда, дабы попытаться забрать в плен своего брата Даийи; последний после неудачной попытки захватить престол нашел убежище у вождя Киконджи. Из нескольких братьев Касонго, претендовавших на царство после смерти отца, один Дании продолжал открытое сопротивление. Несколько человек были побеждены и преданы смерти, а двое вошли в милость, заявив о своей покорности Касонго.

В отсутствие своего мужа жена вождя в Коведи заявила, что не располагает властью разрешить мне пройти, и поэтому я не мог двигаться дальше. Я сразу же послал и к Касонго, и к фуме а кенне, прося у них разрешения переправиться через Ловои и пройти к озеру и заверяя, что не стану оказывать содействия Даийи. Ничего теперь не оставалось, как терпеливо ждать возвращения своих гонцов. И через несколько дней они мне принесли неблагоприятные известия о том, что Касонго снял свой лагерь и движется к Квинхате, своему собственному поселению. Тогда я отправил других гонцов, убеждая Джуму Мерикани настоять, чтобы Касонго дал мне людей для путешествия к Касали.

«Квинхата» означает в Уруа резиденцию вождя; это слово всегда прилагается к его главному жилищу. Но любое место, где вождь или его главная жена случайно пробудут даже одну-единственную ночь, становится на это время Квинхатой.

Заметив большое возбуждение в народе — многие мазались грязью и золой и устремлялись на дорогу, ведшую в лагерь Касонго, — я расспросил о причине этого и узнал, что прибывает вождь деревни. И вскоре после этого он появился, приветствуемый криками и воплями всех обитателей деревни.

Я употребил все свои старания, чтобы уговорить его дать мне разрешение переправиться через Ловои и пройти к озеру. Но вождь отвечал, что Касонго отдал ему строгие распоряжения: никому не позволять туда идти по причине присутствия там Даийи. Если он ослушается, деревню его разрушат, а всех людей перебьют. Поэтому было очевидно, что шансов на содействие с этой стороны нет.

Однажды утром мое внимание привлекло позвякивание, похожее на звон большого числа надтреснутых овечьих колокольцев. Выглянув наружу, я увидел мган-гу, или колдуна, мелкими шажками обходившего деревню вокруг в сопровождении своей свиты.

Он был одет в широкую юбку из травяной ткани, а на шее у него висело громадное ожерелье, состоящее из тыкв, птичьих черепов и имитаций их, грубо вырезанных из дерева. Головной убор составляла широкая повязка из разноцветных бус, над которой возвышался большой султан из перьев. Его лицо, руки и ноги были вымазаны белой глиной. На спине мганга нес большую связку грубых конических железных колокольцев, которые побрякивали, когда он шествовал по деревне приплясывающими, прыгающими шагами.

Его сопровождали женщина, несшая в большой калебасе идола мганги, еще одна женщина с циновкой, на которую мганга садится, и двое мальчиков, тащивших его разнообразное имущество.

Когда колдун появился, все женщины высыпали из своих жилищ, а многие собрались вокруг деревенской хижины духа и как будто совершали моления, кланяясь, хлопая в ладоши и издавая любопытные нечленораздельные стенания.

Вскоре за ним последовали другие ваганта, пока их не собралось пятеро, сходным образом одетых и с такой же свитой. Тогда они совершили общий обход и, выбрав в деревне открытое пространство, уселись в ряд, разложили циновки и вынули своих идолов и прочие орудия обмана. Главный мганга, увидев меня сидящим на стуле в качестве зрителя, явно подумал, что его достоинство подвергается угрозе, и решил также иметь высокое почетное сиденье. Итак, послав за ступой, употребляемой для размола зерна, он поставил ее на землю вверх дном и уселся на нее. Но ступа оказалась весьма неустойчивой, и после двух-трех падений мганга предпочел безопасность достоинству и вновь уселся на корточки на земле.

«Консультацию» открыла жена вождя, которая в виде подношения дала колдунам полдюжины кур. Скоро она ушла совсем счастливая: главный мганга оказал ей Почет, плюнув. В лицо и дав клубок какой-то мерзости и качестве амулета. Она — поспешила поместить последний — в безопасное место в своей хижине.

Теперь ваганга были готовы выслушивать задаваемые публикой вопросы и отвечать на них; кое-кто из вопрошавших оказался быстро удовлетворен, но другие явно ставили сложные задачи, приводившие к оживленной жестикуляции и множеству восклицаний. Когда ваганга будто бы не могли найти ответ, они советовались с идолами, и один из колдунов, бывший ловким чревовещателем, давал нужный ответ, а бедные простофили верили, что с ними говорит идол.

Я подметил, что крупные взносы обычно обеспечивали благоприятные ответы; и результат их колдовства в течение дня, должно быть, весьма и весьма удовлетворил ваганга. Двоим из них здесь так понравилось, что они вновь явились на следующий день, но бизнес был вялым, ибо народ явно не мог себе позволить сколько-нибудь продолжительно предаваться роскоши узнавания своих судеб.