Переселенец. Долг чести

- Под вашу ответственность. Я хочу, чтобы вы взяли их на поруки, и не давали им пить спиртное в течении года. С завтрашнего числа и до тринадцатого июня тысяча девятьсот семьдесят третьего года они будут вести трезвый образ жизни. Потом с них епитимия снимается. Любое спиртное, от пива до самогона, а вот квас, лимонады и кефир в список не входят, хотя там есть какая-то доля процента алкоголя. И это ещё не всё, вот они проснутся, похмеляться не давать, только воду.

- Это жестоко, - в шоке проболтал бригадир, губы его затряслись.

- Жестоко, - подтвердил я. - Но это лучше, чем четвертование или дыба как я первоначально хотел просить. Я очень не люблю, когда трогают моё, в этом случае у меня появляется желание причинять другим гражданам повреждения мало совместимых с жизнью.

Похоже бурильщик начал прикидывать, что суд не такое и страшное дело, по поручительству товарищей с буровой могут и условное получить. Лейтенант же с живейшим интересом переводил взгляд с меня на бригадира и обратно, ожидая к чему мы придём. Мама тоже интересовалась и кажется едва сдерживала улыбку. Наконец бригадир принял решение и кинул, он брал товарищей под поруку, под честное слово. Это ещё не всё, я всё на бумаге решил оформить, лейтенант под мою диктовку написал, и они с мамой расписались как свидетели, а мы, как истец и представитель обвиняемых. На этом гитару я забрал. Все бумаги оформлялись, я отмывал ту, пока не вернул зеркальный блеск.

- Товарищ лейтенант, я тут насколько песен написал, хотите исполню?

- Про маму? - с живейшим интересом спросила моя мама.

- Э-э-э, - я смутился. - Это другая песня, не думаю я что она тебе понравиться. Может ты меня на улице подождёшь?

- Ну уж нет, - та села на стул и стало ясно, не встанет.

А лейтенант кликнул знакомых, и в кабинет набилось человек десять, даже окно открыли чтобы не так душно было. Бригадир тоже остался. Тронув струны, провисшую я уже подтянул, и сказал:

- Не судите меня строго, я ещё учусь. Есть среди вас такие замечательные люди, которые стали папами, и у которых есть сыновья? Можно поднять руки.

Подняли шестеро, включая опера и бурильщика, кивнув, принимая ответ я добавил:

- Это песня для вас, для пап.

Медиатор побежал по струнам как лодка по волнам, и золотой голос гитары тронул частички души каждого, дверь открылась и нас начали слушать из коридора. А такие простые, но душевные слова разлетались по кабинету:

- Кто-то зовёт их «батя»,

Кто-то отцом называет,

А я называю «папа»

Ведь лучше его не бывает.

Папа очень был скромный всегда.

Улыбался на мой он вопрос.

Почему ты, папа, всегда уходил.

Когда приходил дед Мороз.

И в шесть лет на машине вдвоём.

Мы с тобой на безлюдной дороге.

И я впервые сижу за рулём.

А педали жмут папины ноги.

Он ремня тебе дать обещал.

Ты внутри холодел от вины.

Но из брюк он ремень, доставал лишь тогда.

Когда мама стирала штаны... (В. Мясников).

Когда я замолчал, проняло всех, многие украдкой вытирали слёзы с ресниц, и я ещё больше убедился, у Тимофея настоящий золотой голос. Поэтому почти сразу сыграл следующую. Про маму, которая в этот раз купалась во внимании мужчин в форме, которые понимали для кого я пою. Правда всё равно выбил слёзы у той. Да и слушатели тоже были задумчивы и печальны, видимо многие вспомнили своих мам.

- А теперь давайте что-нибудь весёлое, - громко сказал я, вырывая всех из их воспоминаний. - Думаю все мужчина здесь меня поддержат. Итак, песня называется «Шоппинг».

- В магазине как-то шмотошном,

Очень бледный, очень злой,

Весь обвешанный пакетами,

Муж таскался за женой.

Был похож мужик на зомби,

Был похож мужик на тень.

Со своей любимой заей,

Он таскался целый день.

Триста раз сказал: нормально,

Двести – хорошо. 

Никакая ты не толстая,

- Говорил мужик ещё.

Приседал он на все стульчики,

Письма он писал,

Обхватив руками голову,

Очень жалобно стонал… (В. Мясников).

В этот раз всё улыбались, слушая меня, подталкивали друг друга локтями, а вот мама слушала серьёзно, явно о чём-то думая. После я спел ещё две песни, «Про уборку» и «Эта почта», хохот в кабинет стоял знатный, а потом чтобы умаслить маму, спел заключительную:

- В семейном альбоме долгими днями.

Старые фото нас ждут,

К ним прикоснуться можно руками,

И сразу они оживут.

Встречи, разлуки, счастье и драмы,

Ты просто на них взгляни:

Вот папа влюблённо смотрит на маму,

Едва лишь знакомы они

Вот фотография дедушки с фронта –

Он взрослый не по годам,

Словно всех нас он видит со снимка

И улыбается нам.

Вот папа со свертком, крылечко роддома,

А мама держит цветы.

Все в жизни у них теперь по-другому –

Теперь появился ты.

A старые фотографии,

просто и без вранья

Старые фотографии – мама, папа, я.

A старые фотографии, где мир такой большой,

А на обороте даты маминой рукой… (В. Мясников).