Переселение. Том 2

Поначалу Исаковичи объясняли эту холодность обидой Анны, потому что Юрат, когда родилась дочь, только мельком взглянул на девочку и даже не поцеловал ее. Он сердился, говорил, что произошло это по чистому недоразумению, он был по горло занят делами. Но Анна не могла этого простить мужу и была уязвлена до глубины души.

Анна сама кормила ребенка, хотя Юрат и нанял кормилицу. Муж снова спал с ней, и Анна этой весной металась между младенцем, которому приходилось давать грудь и ночью, и красавцем цыганом, чьи объятья были для нее по-прежнему желанны.

Но как-то утром со слезами на глазах она призналась невестке, что уже не так счастлива, как прежде. Юрат стал к ней холоднее, не было уже былого обожания, восторга, которые она вызывала в нем, восхищенных вскликов, которыми она так тешилась. Любовь этого красивого смуглого толстяка не утратила своей силы и страстности, он оставался таким же сильным и неунывающим, как прежде, но он уже не испытывал восхищения и преклонения перед женой, превращавших ночь в фейерверк света.

Юрат и сейчас иногда засыпал, держа ее в объятьях, но это случалось все реже.

Удовлетворив свое желание, он теперь обычно отправлялся спать в угол на диван, подальше от свечи и от колыбели.

Перед родами Анна и сама было охладела к мужу. Дунда Бирчанская гвоздем засела у нее в голове. Перерыв, наступивший в их супружеской жизни перед родами, был Анне даже приятен. В те дни она просто ненавидела мужа.

Однако заметив, что и он к ней охладел, стал менее внимательным, часто равнодушным, Анна поначалу удивилась, но постепенно ее удивление перешло в испуг.

Она спрашивала себя, не значит ли это, что их былая любовь ушла навсегда? Умерла? И осталась лишь голая страсть? А она стала для него такой же, как прочие женщины?

От этих мыслей ее пронзала дрожь.

Тогда-то она все и рассказала Варваре, втайне надеясь, что та как-то ее разубедит.

Остальные члены семьи, разумеется, не видели эти едва уловимые признаки возникшего между супругами охлаждения, но Петр, которому Варвара кое-что рассказала, да и Павел начали подмечать, что отношения Юрата и Анны уже не те, что пять лет тому назад. Петр старался почаще возиться с их дочкой, а Павел решил поговорить с Юратом. Трифун не пожелал вмешиваться.

Перед отъездом из Киева между Юратом и Анной произошло несколько мелких, но приметных для других стычек. Анна упрекнула мужа, что он не только не пожелал взглянуть на новорожденную — поскольку хотел сына, — но даже и сейчас не проявляет привязанности к дочери.

«Петр все время твердит, что краше ребенка он не видел. А отец молчит, хоть бы слово ласковое сказал».

Анна со слезами на глазах рассказывала Варваре, что муж с полным безразличием отнесся к ее желанию поехать нынче летом к родителям в Нови-Сад за детьми. А когда она спросила, как же он останется один на чужбине, где они только-только начали обживаться, он сказал, что как-нибудь переживет. У него, дескать, есть и другие дела, кроме как в няньках ходить.

Анна жаловалась Варваре, что Юрат в Киеве очень переменился:

— Словно оглох и онемел, ни тебе приголубить, ни тебе приласкать, смотрит исподлобья, как на чучело гороховое. Прежде свою женушку до небес возносил, хвастался перед чужими, а теперь не поухаживает, даже оставшись наедине. Сдается мне, раньше-то обожал и хвалил, а потом под гору как дуру свалил. Ничего от нашей любви не осталось.

Она не может с этим смириться, ей все кажется, что в Киеве сам дьявол унес их счастье. Юрат бросает ее одну-одинешеньку с малым ребенком на руках.

Тщетно невестка твердила, что все это глупости, что Юрат только и думает о доме, в котором поселит ее с детьми. Тщетно уверяла ее, что в штаб-квартире он не обращает внимания ни на одну женщину, у него лишь одно в голове: где, мол, жена, пришла ли она, куда села? Все прочие женщины для него как сестры. В Киеве лучшего мужа, чем Юрат, не сыскать.

На это Анна лишь сказала, что они с мужем перестали друг друга понимать.

Ее любовь была, как огонь, горячая и яркая.

А сейчас ее словно водой залили. Тлеет, точно мокрая солома. Дым без огня.

Когда муж ложится к ней в постель и потом уходит, у нее такое чувство, будто она играет чью-то роль. Она чувствует себя униженной.

Что-то произошло в их отношениях на пути сюда и происходит здесь, где им придется отныне жить. Что-то она в пути, кто знает из-за чего, потеряла. Жизнь продолжается, они уедут из Киева на отведенные им земли, но их первая любовь умерла и никогда уже не воскреснет.