Переселение

Майор взял несколько листов с черными символами и Наташа заметила на костяшках его пальцев ссадины. Скривилась с отвращением.

— Я лишь хотела сообщить, что знаю, как найти дорогу в центральную часть Станции. Я могу прочитать их знаки.

Он приподнял брови, показал бумагу, которую рассматривал, как бы спрашивая — «эти?».

Она кивнула. Усмехнувшись, майор покачал головой.

— Сказки. Нет никакой центральной части. И вам это не хуже меня известно, девушка. А вот распускать слухи о таких вещах, смущать народ, подталкивая его к беспорядкам, это и есть самый настоящий экстремизм.

Он не стал ее дальше допрашивать. Вызвал конвойного, приказал запереть Наталью до утра, «чтобы подумала».

Клетушки камер отделялись друг от друга матовыми бронированными стеклами, в которых для вентиляции, под самым потолком, были сделаны круглые отверстия. Преподавательница литературы видела справа и слева от себя размытые силуэты других арестантов: когда они приближались — становились более четкими, удаляясь снова превращались в мутные пятна.

— За что вас? — послышался голос из-за стекла.

Наташа не сразу поняла, что обращаются к ней. Голос уточнил:

— Да-да, вас.

Пожала плечами.

— Говорят, за экстремизм.

Сухой смех с астматическим посвистыванием перешел в надрывный кашель. Когда человек с той стороны успокоился, он тихо пробормотал:

— По мнению капитана мы все экстремисты. Но за что вас на самом-то деле? Чем вы ему не угодили?

Приложила ладонь к холодному стеклу.

— Пыталась доказать, что есть дорога в центральную часть Станции. Показывала надписи чужих, которые сумела расшифровать, — она прищурилась, вглядываясь в размытый силуэт, — Я вас знаю? Это вас допрашивали передо мной? И голос мне кажется знакомым.

Человек вздохнул.

— Возможно. Я общался со многими студентами филфака. И даже пытался доказывать, как и вы, что символы древних можно прочитать.

— Ну конечно! — воскликнула девушка, — Профессор Тучин! Как я вас сразу не узнала?

Он снова засмеялся, но в этот раз сдержанно, чтобы не закашляться.

— Ничего удивительного. Физиономия от побоев, знаете ли, слегка распухла.

Наташа метнула полный ненависти взгляд в сторону металлических дверей, за которыми был коридор и допросная комната майора.

— Вы поправитесь. Мы с вами еще докажем, профессор…

— Ничего мы не докажем, деточка. Я уже во всем сознался — и в том, что совершал, и… Во всем остальном тоже.

Девушка сжала губы, прильнула к стеклу, будто хотела дотянуться своим теплом до одинокой, искалеченной души.

— Но вы ведь верите, что это правда? Что у любой Путевой Станции есть сердцевина, в которой созданы условия для нормальной жизни?

За стеклом долго молчали. Наконец, когда Наташа уже перестала ждать ответ, профессор заговорил.

— Мы исследовали объект на глубину не более пятидесяти метров. Я входил в состав комиссии, которая занималась этим год назад, сразу после переселения. Что там в глубине, куда мы не смогли проникнуть — неизвестно. Официальная версия — энергетическое ядро. Но почему внешние уровни, в которых нам сейчас приходится ютиться, больше похожи на технические помещения, чем на жилые отсеки? Где древние устроили оазис для космических путников? Ведь не среди канализационных труб и электрических кабелей, правда? Черт побери, да мы на своем корабле жили в лучших условиях! Если б найти золотой ключик к тайному ходу в этой каморке. Эх… Но что теперь говорить.

Наташа чувствовала, как бьется ее сердце. Она потянулась выше, к вентиляционным отверстиям.

— Послушайте, профессор. Профессор Тучин! Я знаю, это звучит самонадеянно, но, кажется, я расшифровала некоторые надписи. И знаю, как попасть внутрь. На самом деле все просто, надо лишь следовать указателям.

— Никому больше не говорите об этом. И сами выкиньте из головы.

— Но почему?!

— А вы оглядитесь вокруг. Как считаете, капитану и команде нужна центральная часть? Мне кажется, им гораздо уютнее среди труб и кабелей. Вечная чрезвычайная ситуация, знаете ли, непрерывная борьба за выживание, в которой они главные, а интересы остальных не имеют значения.

Профессор замолчал. Его фигура стала расплывчатой, он отошел от стекла и, похоже, не собирался продолжать разговор.

* * *

— Я отпускаю вас, но в личном деле будет предупреждение, — майор поставил размашистую подпись, протянул Наташе бумагу, — Еще раз позволите себе нечто подобное и одной ночью в камере вы не отделаетесь. К администрации, тем более к капитану, вам приближаться запрещено.

Она кивнула, смяла бумажку, сунула ее в карман платья. Некоторое время смотрела на майора в упор, пока он, почувствовав ее взгляд, не поднял голову.

— Вы можете идти. Или что-то еще хотите?

Она вздохнула, набираясь смелости.

— Я знаю, вы мне не верите. А может боитесь верить. Но… Хотите, я покажу вам?

Майор выпрямился.

— Что покажете?

— Дорогу. В ту самую сказку.

Он с раздражением бросил ручку на стол.

— Вы просто невыносимы, Наталья… — заглянул в дело, — Наталья Светлова!