Переселенки (СИ)

Что на это ответишь… Никаких доводов у меня не осталось, так что я лишь кивнула: вердикт справедливый, заплатить им нужно…

Ирина:

Тройняшки получили на шеи по медальону и забыли об оборотах еще на несколько лет как минимум. А у меня появился очередной козырь в общении с чешуйчатыми чудищами. Теперь, когда точно было известно, что трое из шести детей, несмотря на сильно разбавленную кровь, способны как минимум оборачиваться, я могла не беспокоиться, что отступник, до сих пор пытавшийся вернуть власть над сыном, будет выслушан и поддержан хоть кем-то из сородичей. Удовлетворение — приятное чувство. А уж когда оно удваивается…

— Нет, нет и нет. Послушай Антона. Эта стерва с тебя не слезет. Вердикт справедливый, заплатить им нужно. Ирма, ну пойми же, в конце-то концов! Есть люди, понимающие только наказание рублем. Простишь сейчас — в следующий раз она сделает подлость твоим детям, просто потому что они — твои. Ты правда хочешь, чтобы Алиса или мальчишки плакали из-за этой дуры? — Ирма, как и следовало ожидать, приняла слезливую писульку моей бывшей одноклассницы чересчур близко к сердцу. Наивный ребенок. Ничему ее жизнь не учит.

— Я потом ночью спать не смогу..

Действительно, сидит с синяками под глазами, уставшая и измученная. Не будь рядом Антона, уже давно б и имущество раздала, и в монашки постриглась бы. Ни малейшего признака деловой хватки. А ведь печатается, получает солидную прибыль, больше не сидит на шее у мужа. Должна была бы научиться логически мыслить. Как минимум… И все равно стремится пожалеть нахальную идиотку. У нее дети, муж больной, у них нет денег. Да народ послушать — все поголовно в нищете живут и бедами закусывают. А как в дом к кому заглянешь, так и удивишься и авто недешевому, и ремонту качественному, и безделушкам дорогим.

— Глупости. Прекрасно сможешь. Настигнет бессонница — накропаешь очередную «нетленку». Ирма, я серьезно: не смей ее прощать.

Вздыхает тяжело, словно это не Ритку, а ее заставляют штраф платить. Вот же дурында.

Мощный взрыв в городе недалеко от дворца заставил подпрыгнуть всех, находившихся в доме. Снова взвыла защитная сирена, вот только сейчас мужа носило непонятно где, а значит, отключить зловредную сигнализацию было, к сожалению, некому. Громкие, пронзительные, длительные звуки теперь воспринимались не как сверла, а как осиные жала, причем, судя по токсичному воздействию на мозг, ядовитые. Я готова была лечь в землю прямо на месте и самостоятельно закопаться, если бы это помогло избавиться от давившего на виски напряжения. Казалось, еще чуть-чуть, и череп взорвется. С трудом понимая, что происходит, я начала оборачиваться прямо в спальне, пытаясь хотя бы с помощью оборота избавиться от навязчивого воздействия сирены.

Сознание плыло, дробилось, менялось. Я словно находилась в нескольких местах одновременно, наблюдала за событиями, разворачивавшимися перед внутренним взором, и в то же время активно действовала там, «внутри», являясь одной из активных участниц любого действа. Возможно, именно так сходят с ума те, кому не посчастливилось навечно застрять в своих многочисленных мыслях, снах, желаниях. Я смогла очнуться от наваждения, правда, в облике дракона, лежа перед чьим-то тартаналом.

— Ну наконец-то, — облегченно выдохнули рядом.

«Маска, я тебя знаю».

— Лор?..

— Молчи уж, горе луковое.

— Почему… Луковое?..

Говорить было тяжело: язык с трудом ворочался, десны болели, полость рта распухла.

— Потому что. Трое суток без сознания. Мы боялись, что уже все…

Что «все», можно было и не объяснять. Круто меня приложило.

— Выпей, — перед драконьей мордой очутилась деревянная плошка с непонятной жидкостью. — Пей давай. Нюхает она.

Э… Я как бы дракон, не человек…

— Как пить?

— Языком, как кошка.

Смешно, угу.

— Ира, не дури. Глотай. Тебе сейчас ни в коем случае нельзя оборачиваться. Пей.

Кому сказать — не поверят… Бывший топ-менеджер, а ныне жена могущественного чернокнижника, лакает жидкость из плошки. Как животное. Стыд-то какой…

— Вот, умница. А теперь спать.

— А я… Что… Делала…

Язык заплетался, глаза и правда начали слипаться.

— А ты без сознания ле…

Остальное я уже не слышала.

Проснувшись, первым делом привычно потянулась. Открыла глаза: дома. Моргнула раз- другой-третий. Это что было-то? Страшный сон? Я и из плошки лакала? Точно сон…

— Живая. И даже здоровая.

Варт. Встал из кресла у окна, почему-то занавешенного длинной темной шторой, медленно подошел к кровати. Эй, это точно мой муж? Лицо осунулось, скулы заострились, под глазами «провалы». А вот сами глаза сверкают. И очень нехорошо…

— Милый?..

— Вот почему ты не можешь жить спокойно?

Безнадежно как-то, устало, да, но еще и безнадежно, словно понимает, что меня не исправить, при этом прибить явно жалко. Мамочки, то, что было… Не сон???