Переселенцы

– Здорово, тетка, коли нечего делать! – отозвался Верстан. Нищие прошли мимо, и баба прошла мимо. Пройдя, однако ж, шагов двадцать, она неожиданно остановилась, повернулась к нищим, которые продолжали подвигаться вперед, с минуту простояла в раздумье и вдруг замахала руками.

– Эй, родимые! Эй! – крикнула она, – эй, дедушка! старичок, а старичок!..

Невнимание «старичка» привело ее, казалось, в сильное волнение; она крикнула еще громче.

– Чего тебе? – спросил издали Верстан.

Он остановился; остановились и другие. При этом баба, суетливо поправив головной платок и продолжая размахивать руками, поспешила нагнать их.

– Слышь, родимые, не ваш ли там мальчик? – вымолвила она, указывая вперед, в ту сторону, где находилось Прокислово. – Не вы ли оставили его там, в деревне-то?..

– А что? – уклончиво спросил Верстан, предупреждая Фуфаева толчком, а дядю Мизгиря и Петю взглядом.

– Поди ты, касатики, что наделали-то! – воскликнула баба, – я только оттедова; поди ты, каких делов наделали!.. ахти! ахти!..

– Ты толком говори, тетка; тебя не разберешь никак. Каких делов наделали? кто? – спросил Верстан, выразительно покашливая и предупреждая товарищей, которые от первого до последнего насторожили слух.

– Кто наделал? Знамо, недобрые люди, касатик… нищие, сказывают… Он, мальчик-то, добре, захворал у них, они его и бросили… и было-то их трое, родимый, вот сколько вас, все едино. Бабу-то добре жаль, касатик, старуху-то: поди ты, как убивается… так и кричит, голосом кричит, касатик…

– Какая там еще баба? – нетерпеливо спросил Верстан.

– А как же! а старуха-то, у которой они мальчика-то оставили! – с живостью подхватила баба, – теперь, я чай, пропадет, сердечная!.. То-то ведь грех какой!.. Весь суд собрался, становой Миколай Миколаич приехал; сказывали, допрос, вишь, какой-то учиняют…

– А что, разве мальчик-то помер? – спросил Верстан, суетливо озираясь на стороны.

– Помер, касатик, то-то и есть что помер! в тот же день, как они его оставили у старухи-то, в тот день и помер…

Известие это произвело на каждого из присутствующих различное действие: Фуфаев, раскрыв белые зрачки, притупленно устремил их в землю и тяжко покрякивал, как будто его били сзади палкой; сморщенное лицо дяди Мизгиря скорчилось и выразило явное беспокойство; Верстан с суровой заботливостью почесал затылок. Что ж касается до Пети, который до того времени впивался глазами в лицо бабы и с тяжким замиранием сердца прислушивался к каждому ее слову, он забыл при этом известии весь страх, внушаемый Верстаном, выпустил палку, закрыл лицо, бросился на межу и зарыдал во весь голос. Верстан выхватил палку из рук остолбенелого Фуфаева и быстро повернулся к Пете; но благоразумие удержало его.

– Ахти, родимый, что это с ним? – жалостливо вымолвила баба, указывая на Петю.

– Должно быть, мать вспомнил, – возразил Верстан, – недавно взят… все о ней сокрушается… Ну, тетка, прощай; нам пора, – добавил он, толкая Фуфаева.

– Так, стало, мальчик-то не ваш… не вы его оставили? – спросила баба.

– Вот! рази мы оттедова! Вишь идем отколе… издалече идем, родимая, издалече!.. – торопливо промолвил Верстан, подходя к Пете и приказывая ему встать тотчас же на ноги.

Но так как Петя не расслышал приказания и продолжал рыдать по-прежнему, то Верстан ухватил его за ворот, поставил на дорогу и повел ускоренным шагом вперед по направлению к мельнице. Дядя Мизгирь и Фуфаев, все еще словно ошеломленный известием, торопливо заковыляли по стопам его. Баба постояла минуты две на месте, раза два покачала головою, раза два поправила платок на голове и пошла своею дорогой. Верстан, должно быть, следил за нею глазами; едва успела она скрыться из виду, он тотчас же остановился. Он так был озабочен, что забыл даже об обещании выколотить из Пети последние слезы, лишь только уйдет баба: он не смотрел на него, хотя Петя продолжал так же горько плакать.

– Ну, ребята, дело плохо! – проговорил Верстан, не отрывая глаз от горизонта и останавливая товарищей, – теперь думать нечего; долго думать – тому же быть… Того и смотри, рыскают теперь понятые… на них наткнешься; надо убираться. Смотри, ребята, не отставать! Что скажу, то и делайте.

На том месте, где они стояли, дорога окаймлялась с обеих сторон высокою рожью, которая колосилась; справа, в полуверсте какой-нибудь, за полем, синела роща. Верстан указал в ту сторону; он велел только выбирать межи, а не ломиться прямо в рожь.

– Как есть, значит, след оставим… все единственно: написать, значит, куда, примерно, пошли, – сказал он, пропуская поочередно товарищей в поле и наблюдая, чтоб рожь как можно была меньше смята в этом месте.

Полчаса спустя они миновали рощу и снова пошли полями, которые тянулись во все стороны на неоглядное пространство. Так шли они несколько верст без отдыха и очутились совершенно неожиданно на крутом пустынном берегу маленькой речки.

– Смотри, не та ли это, где мельница, что намедни проходили?.. Не назад ли идем?.. – отрывисто промолвил Фуфаев, не сказавший слова до настоящей минуты.