Переселенцы

– Как же это могло случиться, что посреди отдаленной губернии очутился вдруг у нас одинокий луг? – воскликнул Сергей Васильевич. – Помню, у батюшки была в Саратовской губернии деревня; луг принадлежал ей, вероятно; но деревня продана, как же мог луг остаться?

Герасим Афанасьевич перестал вертеть большими пальцами и откашлянулся в ладонь.

– Надо полагать, – сказал он, – в то время, как у покойного папеньки была деревня, они изволили иметь надобность в луге и купили его у соседа; купивши его, они, надо полагать, изволили забыть приписать его к деревне; как продали деревню, луг так и остался ни при чем…

– Прекрасно! остался ни при чем, и остается ни при чем десять лет сряду! – иронически заметил Сергей Васильевич. – Надо думать, однако ж, не все так беззаботны в отношении к добру своему, как марьинские помещики. Там, без сомнения, давно кто-нибудь пользуется этим лугом…

– Он примыкает, сударь, к маленькой деревушке, никак двадцать душ, либо тридцать… помещица Иванова какая-то… надо полагать, они лугом: пользуются…

– Очень хорошо! очень, о-о-очень хорошо! – перебил Сергей Васильевич, – если б всеми нашими именьями пользовались таким образом, было бы еще лучше!

– Да ведь это, сударь Сергей Васильевич, осмелюсь вам доложить, если судить по здешним местам, так, конечно, луг этот большой важности значит, – произнес управитель, думая успокоить барина, – я ведь, сударь, был в Саратовской губернии: там луга нипочем. Иной верст на сто тянется, как есть степь. В других местах даже так оставляют, совсем даже не косят…

– Что ж это доказывает? – с живостью проговорил Сергей Васильевич, поворачиваясь на своем стуле, – это доказывает только, что мы живем спустя рукава и ничем не умеем настоящим образом пользоваться, – да! Я никогда не был в Саратовской губернии, но очень хорошо знаю положение края: там, напротив, следует дорожить каждым стебельком травы – да; там круглый год проходят гурты скота, который идет во всю Россию. Я знаю, там отдают эти луга на арендное содержание гуртовщикам, наконец просто отдают их внаймы на один раз…

– Да ведь это, сударь, осмеливаюсь доложить, на дорогах только… – заметил Герасим, – и притом, по множеству лугов, плата должна быть очень незначительная…

– Во-первых, в хозяйственном деле все значительно. В общем обороте каждый пятак, каждая копейка что-нибудь да значат! – воскликнул Сергей Васильевич с горячим убеждением (что если б это убеждение о значении, не говорю уже пятаков, но сотен рублей, не покидало его тотчас же, как только въезжал он в Петербург!), – а во-вторых, – подхватил Сергей Васильевич с возрастающим жаром, – все зависит от распорядительности и уменья взяться за дело… Надо сейчас же сделать распоряжение касательно этого луга… Семьсот десятин! Семьсот десятин луга – безделица! Я докажу, какая это безделица! когда выстроится там мазанка, когда выроется колодезь, когда устроятся водопои для скота, когда за каждую голову быка, кроме кормежных денег, будут брать за водопой, когда гуртовщики найдут приют от дождя, от непогоды, и, следовательно, зная это, придут на мой луг в сто раз охотнее, чем на всякий другой! – продолжал Сергей Васильевич, все более и более увлекаясь своим проектом. – Надеюсь, у нас сохраняются в конторе все акты касательно этого луга, то есть, я разумею, купчая, из которой видно, что я настоящий владелец?.. – заключил Белицын, превращаясь весь в одно нетерпеливое ожидание.

– Все, сударь, в исправности, – сказал старый управитель.

Получив такое известие, Сергей Васильевич так оживился, как будто объявили ему, что луг скрывает в себе золотые прииски. Он сказал, что надо будет немедленно, если не сегодня, так завтра, приступить к осуществлению проекта. Такая поспешность, очевидно, ошеломила Герасима Афанасьевича.

– Осмелюсь доложить, Сергей Васильевич, так скоро никак невозможно…

– Отчего невозможно? У вас все невозможно!..

– Это значит, сударь, надобно ведь будет кого-нибудь туда выселить…

– Ну, что ж? Ну, выселить, так выселить! В чем же затруднение?.. Неужто у нас в Марьинском нет человека, способного охранять луг и вести расчеты с гуртовщиками? Дело, кажется, не большой сложности. В чем же затруднение? Я спрашиваю: в чем затруднение?