— Разговор тет-а-тет, — Элис сложила письмо вчетверо и сунула в карман брюк. — На их территории.
* * *
Элис не помнила, как очутилась дома. Рокси радостно бросилась ей навстречу, предвкушая кормёжку, но она не обратила на кошку никакого внимания. Коммуникатор судорожно вибрировал, сообщая о переполненной памяти, — это продолжалось с той самой минуты, как она вернулась в свой мир. Ей пришлось сунуть строптивый аппарат в кувшин с водой.
Уже не сдерживая эмоции, она бросилась по лестнице наверх, в порыве безотчётной ярости опрокидывая оказавшиеся на пути табуреты, стулья и этажерки. Там, в Департаменте, в окружении соратников и друзей, ей остро хотелось побыть одной, но сейчас одиночество тяготило её, заставляя злиться ещё сильнее — злиться на саму себя, вымещая свой гнев на всём, что попадалось под руку.
Никто не виноват в случившемся, в том числе и она сама. Элис это, конечно, понимала, — только это было слабым утешением.
Силы, данные им природой, безмерно велики. Этой силой можно воспламенить воздух или заморозить воду, можно взмыть ввысь, сведя гравитацию к нулю, или сравнять с землёй многоэтажный дом: стоит лишь снять перчатки и сосредоточиться на определённой мысли.
Только одно всегда было и будет непостижимым и неизменным: время. Обратить время вспять не дано никому: ни людям, ни фэрлингам.
Элис шагнула к окнам, дёрнула бархатную портьеру. Тяжёлая ткань рухнула к её ногам бесформенной грудой, добавляя заключительную нотку к царившему вокруг бардаку. Обнаружив, что больше крушить нечего, она попятилась, чуть не споткнувшись об опрокинутое трюмо, и, рыдая, упала на кровать.
Отчаяние душило её, не давая собратья с мыслями, не оставляя ни малейшей лазейки для надежды.
Да и разве ей можно теперь на что-то надеяться? Строки письма стояли перед глазами, будто выведенные калёным железом. Холодные как лёд слова, в которых не было ничего, кроме разочарования, презрения и ненависти.
Джонатан сделал вывод, что Элис его обманула. Нет, хуже: предала. Он решил, что все сказанные ею слова были ложью, все обещания — притворством, все договорённости — фикцией, а перемирие — лишь хитрый ход сложной многоступенчатой комбинации, целью которой было разрушить Реверсайд, разрушить без возможности восстановления.
Элис невольно посмотрела на свою ладонь. Трилистник слабо светился в полумраке комнаты. Она вдруг ясно осознала, что у неё нет выбора. Так тому и быть. Она отправился в Реверсайд — она не может поступить иначе.
Она должна объясниться с Джонатаном.
Если, конечно, он согласится выслушать её.
Что ж, решено. А если так, то нечего терять время.
Элис сползла с кровати, посмотрела на часы. В Реверсайде сейчас глубокая ночь.
Тем лучше.
Можно было бы воспользоваться Зеркалом в Штабе, — часом раньше она бы так и поступила, но сейчас, успокоившись и остыв, Элис осознала, что не хочет ни с кем пересекаться: все единодушно сочтут её решение безрассудным и почти наверняка попытаются отговорить.
Но в глубине души Элис понимала: иного выхода нет.
Иногда стоит поступать не так, как требует здравый смысл, а так, как подсказывает сердце, совесть и честь.
Они ведь не видят всей картины — ни Тайлер, ни Питер, ни остальные. Разве что Анабель интуитивно чувствует, что с Джонатаном её роднит не только общая проблема и общая война, что между ними есть нечто большее, чем давняя вражда двух соперничающих миров.
Но даже Ана не подозревает, насколько далеко зашли их отношения.
Отчаянно покраснев, Элис зашагала быстрее, чуть ли не переходя на бег. Портал перебросил её на Капитолийский холм — искомое Зеркало было совсем рядом. Нужно только как-то отвлечь охрану…
Последнее оказалось проще, чем она предполагала: несколько сильных порывов ветра, поднятый ими снежный вихрь — и вот она, никем не замеченная, перешагивает пресловутую Грань, разделяющую два враждующих мира.
Шаг — и тусклые морозные сумерки сменяет душная летняя ночь.
Шаг — и незримые линии вероятностей сминаются, рвутся и распадаются, обращаясь в ничто, делая недостижимыми одни варианты будущего и вероятными — другие. Потому что Элис, наплевав на все доводы рассудка и не обращая внимания на бешено колотящееся сердце, шагала сейчас по реверсайдской земле.
Со стороны Дарквуда охраны у Зеркала не оказалось, но Элис была убеждена: за ней неотрывно следят. Впрочем, её это не волновало. Все мысли девушки были сейчас о другом: появится ли у неё шанс поговорить с Джонатаном с глазу на глаз и рассказать правду. От мысли, что он считает её предателем, ей было невыносимо.
Дарквуд лежал в руинах; кое-где полыхали пожары, вдобавок, сильно фонило. Более трагическую картину сложно было себе представить. Элис подняла голову к небу, но не смогла разглядеть ни одной звезды. Она даже остановилась на мгновение, силясь справиться с обуревающими её эмоциями.
На месте Джона Стейтона она чувствовала бы то же самое. Ярость. Ненависть. И обиду.
А потом она подумала об охваченном огнём Грейстоуне.
И это придало ей сил, заставив продолжить путь.