Перешагни бездну

Но мисс Гвендолен не написала ничего лишнего. Она не хотела чем-либо повредить неуклюжему, непроницательному мистеру Эбенезеру Гиппу, и не приписывала себе в заслугу новые планы, возникшие в ее прелестной головке. Она знала, что в их отвественном и довольно-таки консервативном ведомстве очень легко испор­тить свою деловую репутацию не бездействием или ошибками, а попытками проявить инициативу и сделать сверх того, что преду­смотрено параграфами инструкций.

Она писала осторожно, выгораживая Эбенезера Гиппа. В планах своей личной жизни мисс Гвендолен уделяла ему кое-какое место в будущем, конечно, если в карьере его не произойдут не­желательные изменения. Она очень убедительно обрисовала в своем донесении опрометчивые поступки «небезызвестного» Пир Карам-шаха. Он далеко не идеальный офицер в местных услови­ях. Он слишком полагается на «всадников святого Георгия». Здесь он не знает удержу. Плохое знание языков и обычаев Северо-За­падных провинций выдает его с головой.

Гвендолен было отлично известно, что скуповатые ее руково­дители в Лондоне не любят, когда легкомысленно распоряжаются пресловутыми «всадниками» — золотыми соверенами, на  которых изображен святой Георгий, поражающий копьем дракона. Гвендо­лен знала, чем легче всего испортить репутацию мистера Пир Ка­рам-шаха, осмелившегося пренебречь ее расположением.

ЖИВОЙ БОГ

                                                    Подобные люди овладеют влиянием лишь потому,

                                                    что они умеют извлекать выгоду из той самой

                                                    свободы, которую ненавидят.

                                                                           Стендаль

Вряд ли, пускаясь в путь на поиски прокаженной девушки из Чуян-тепа,  мудрец  и  путешественник Мирза  Джалал,  более  из­вестный на  Востоке под именем  Сахиба Джеляла,  мог предста­вить и тысячную долю того, что произойдет с ней и с ним самим. Поверни он тогда на тугайной дороге к зарафшанской переправе своего коня вспять при виде пятнистого теленочка-оборотня, он не окунулся  бы  в водоворот невероятных событий,  а  возлежал бы целыми днями на своем айване под тенистыми виноградными шикамами в своей курганче, что на Ургутской дороге. Коротал бы вой век в тиши и благорасположении духа, а теперь...

Теперь он шёл с доктором   Бадмой по улице   Бомбея, людной, мой, пестрой, угнетающе душной, ведущей к Морскому парку, и делился с ним своими заботами:

—  Я видывал многих богов, и мертвых и живых. Но вообразить дряхлого старичка Ага Хана богом, «рассыпающим жемчуг и колющим сахар», могут только невежественные дикари и тупые невежи.

—  Могущество    Ага Хана нельзя    переоценить, — думал вслух Бадма. — Ошибаетесь в нем не один вы. Все о нем думают, старец не интересуется ничем, кроме женщин и лошадей. На самом деле он играет на людских прихотях, страстях, тщеславии. Он держит в духовной и материальной зависимости миллионы исмаилитов.

Он не невежа и не дурак. У него Оксфорд за плечами. На Вос­токе он по всеобщему признанию «малек ош шаора» — царь поэ­тов. Панисламисты не выдвинули бы ничтожество председателем Всеиндийской мусульманской лиги. И англичане не допустили бы его избрания, если б он не ладил с ними. На первом же заседании лиги объявил: «Британия защищает Индию от врагов, охраняет порядок в стране. Значит, британцы имеют право управлять инду­сами». А в Индии мусульман — семьдесят миллионов. Вот вам и безвредный старичок.

—  Не старичок — тигр,— усмехнулся Сахиб.— И в пасть тигра попала мышка. Кто знал, что дочь углежога займет мысли власте­линов мира, а нам доставит столько хлопот.

—  Обстоятельства сильнее нас. Моника, хочет она или нет, оказалась на поро-ге мира большой политики.   И нас это особенно коснется, потому что возник   этот проект   с Бадахшаном.   Нельзя отдать мышку на съедение. Мышка на то и мышка, чтобы прогры­зать норки в таких стенах, через которые не перепрыгнуть никому.

И Бадма еще добавил:

—  Правда и ложь, красота и безобразие... Где одно, где другое? У исмаилитов это заповедь. Живой Бог Ага Хан ведет свою динас­тию от халифа Алия, сына Фатимы, любимой дочери пророка Му­хаммеда. Исмаилиты считают, что душа Алия переселяется в ага-ханов из поколения в поколение.   Но Живой Бог   не только глава секты, отколовшейся от ислама. Он капиталист, предприниматель. В его руках огромные средства.    И поэтому к нему сходятся нити большой политики Востока.