Перешагни бездну

—  Привез гонец из Хасанабада. Вы знаете — гонцы с подар­ками приезжают чуть ли  не ежедневно. Этот — его зовут Бхат, раджпут,— он приезжает не первый раз. Отчаянный. С ним  моя мегера-домоправительница отсылает донесения...  Ездит в любую погоду. Он привёз молитву на бумажке, серебряную банку с ва­рень-ем из мадждадийя, семицветный сосуд для благовоний.  Ну и эту... эту гадость...

—  Ты... ты ела варенье? — спросил доктор Бадма. В тоне его прозвучал такой испуг, что Моника с чувством признательности посмотрела на него и живо заметила:

—  О, нет. Я посмотрела на картинку, и мне сделалось нехоро­шо. И я подумала... Но вы думаете?

—  Сейчас  можно ждать чего угодно.—Бадма осторожно повертел и баночку и семицветный сосуд, открыл и то и другое и осторожно понюхал.— Да, слишком много неприятностей натво­рила господам англичанам в Мастудже госпожа Белая Змея, что­бы они там у себя, в пешаверском бунгало, могли спать спокойно, да и Ага Хан...

—  Нет, нет. Старичок ни при чем... Он очарован и... и меня лелеет и балует. Он не способен на такое... злодейство.

—  Предположим. Но мы в Азии, да еще древней, а здесь и не такое возможно... — Он постучал   пальцами по   миниатюре, и она с легким шелестом, похожим на шипение, свернулась в тугой сви­ток. — Где тот, кто привез все это? Как могла попасть в подарки эта штука?

—  Где Бхат?  Он из рода Ага Хана, то есть из его касты. Он уже пять раз в холод и вьюгу приезжал. Бхат безропотный, вер­ный пёс Ага Хана.

—  Дай-ка мне молитву твоего старичка...  достопочтенного твоего нареченно-го.

Протянув сложенный листочек, Моника покраснела.

—  Вы... вы меня упрекаете.

—  Шучу... шучу. Гм... Очень интересно! А ты читала молитву?

—  Нет, я присылаемых им молитв не читаю.  Я плохо разби­раю урду. Я ещё не выучила...

—  А вот в эту молитву надо было хоть заглянуть. Здесь не только на урду, здесь и на обыкновенном английском есть приписочка. И приятный женский почерк!

—  Где? Где?

Внизу под текстом молитвы имелась приписка:

«Девочка, не заносись в своем величии. Ты вышла из послуша­ния. Вспомни истину — враг без головы лучше, а красавица без головы хранит верность».

—  Боже, это она! Мисс Гвендолен. Я пропала!

—  Женский почерк, — заметил сухо Бадма. — Ясно теперь, это не твой старичок! Прикажи позвать гонца. Допроси его. Сделай так, чтобы я слышал.

Моника ударила в гонг. Вбежали прислужницы.

—  Поставьте там ширму. Великий доктор займётся в покое и тишине изготовлением лекарств. А вы приведите сюда усатого раджпута, гонца, посланца всесвятейшего моего жениха и повели­теля.

Когда гонец Бхат, крепкий, широкогрудый раджпут, с почти черным лицом и длиннейшими усами был введен в приемную за­лу, там уже все изменилось. Горели светильники, пламя которых плескалось в жемчугах и самоцветах ладакских занавесов и япон­ских лаковых ширм, отражаясь   в зеркалах и сосудах. Невеста Живого Бога исчезла. Бхат не удостоился её лицезреть. Он слы­шал лишь её голос. «Серебряные колокольчики не звонят так нежно», — уверял он слуг после аудиенции. Бхата все так очарова­ло и ослепило, что он совсем не помнил, какие вопросы ему зада­вала Белая Змея. Но отвечал он с обстоятельностью, присущей человеку неграмотному, но добросовестному.

«В Хасанабаде вручили мне дары — мадждадийя — новое ва­ренье, благовония в семицветном сосуде и молитву. Доехал я до Пешавера, слез. Закинул переметную суму на плечо и пошел в караван-сарай, где у меня всегда прикармливается кашмирская лошадка. Хороша она на перевалах да крутых тропах. Иду, зна­чит, но тут шасть ко мне полицейские и отвели в английское бун­гало с белыми колоннами. Посреди тенистого сада стоит. Там бе­ловолосая английская бегим посмотрела дары Живого Бога, добавила свиток с печатью и сказала: «Бхат, я вижу тебя наск­возь, до самого донышка твоей души. Ты поедешь, как тебе пове­лел Ага Хан, в Мастудж с дарами, но иди не к Белой Змее, а най­ди там-то и там-то человека по имени Ширмат. Он скажет, что тебе надо делать. Повинуйся ему во всем. Послушание — награ­да. Ослушание — гибель».