Перешагни бездну

На половине подъема из-за каменных глыб выбрался человек в белуджской чалме и, ни слова не говоря, пошел следом. Сахиб Джелял даже не обернулся. Так вдвоем они дошли до пастушьей полуземлянки. Сахиб Джелял толкнул щелястую, ветхую дверцу и вошел.

В темном промозглом помещении едва тлел огонек в очаге. Вокруг него угадывались в белых гигантских чалмах сидящие на земле люди.

Прежде чем заговорить, Сахиб Джелял выпил с удовольстви­ем большую миску кислого молока

—  Люди подобны плодам,— заговорил он наконец. — Есть сладкие, есть кислые и горькие, вызывающие зубную боль. Один стервятник сидит на кусте розы, и его ядовитые когти отравили цветы.

—  Кто такой стервятник? — спросил    седоусый, но еще креп­кий, воинственно выглядевший главарь белуджей.

—  Ты его видел, Малик Мамат, — сказал    Сахиб Джелял.— Стервятника зовут одноглазый Ширмат. Тысячи вдов и сирот в его стране, откуда он, вопиют о мести.

—  Прикажете, хозяин, надеть одежды мести?

—  Слушай, Малик Мамат, что я тебе скажу.

—  Мы — белуджи, — сказал просто Малик Мамат. — Мы люди степей  и  гор. Наш дом — камни, наше одеяло — баранья  шкура, наше вино — вода источников, наша пища — корка хлеба. Прика­зывайте, хозяин!

Сахиб Джелял позвал его, и они вышли из землянки.

—  Видишь, Малик Мамат,  внизу белую тропинку, что ведет в Мастудж. Шир-мат со своими выедет на эту тропу. Он и его лю­ди не должны проехать в Мастудж.

—  Они и не проедут. А головы привезти вам, хозяин? — гово­рил о головах Малик Мамат с полнейшим  равнодушием. Навер­ное, он проявил бы больше оживления, если бы речь шла о заказе на мешок моркови или арбузов.

—  Прикажите похоронить их с головами. Безголовые не най­дут дорогу через мост Сыръат в рай. А теперь прикажите привес­ти мне коня.

—  На вашем коне, хозяин, уехал тот раджпут с усами. При­кажете догнать его и... чтобы он больше не крал коней!

—  Совсем забыл. Я сам ему дал коня. Приведите другого.

Уже совсем стемнело, когда Сахиб Джелял слез с низкорос­лого белуджского конька у самой двери дворца-сарая мастуджского повелителя.

Громадный, неуклюжий Гулам Шо метался черной тенью по тронному залу. Он рычал и хрипел, временами гулко ударяя себя в грудь огромными кулаками. Он не знал, что происходит. Он не понимал, что происходит! Придворные разбегались. Слуг он сам разогнал. Дворцовая челядь и юные жены попрятались.

Он вопил:

—  Клянусь, бездельники сидят сусликами в норах! Они дрых­нут, когда боятся, дрянные сурки!

Гулам Шо сам боялся. Всего боялся. Буквально трясся от страха. Он боялся ин-глизов, которые с часу на час могли появиться на перевалах. Боялся читральского низама, давно точив­шего зубы на Мастудж. Вождя вождей, бежавшего якобы на се­вер, но все еще страшного и опасного. Гурков, уезжавших на похороны своего старейшины, но появившихся уже в двух днях пути от Мастуджа. Тибетского доктора Бадмы, который был здесь со своим колдовством и темными заклинаниями и которого никто не видел со дня гибели гурков. Это было страшнее, чем если бы его видели. Но больше всего Гулам Шо боялся Белой Змеи, кото­рая приказывала и повелевала именем Живого Бога.

Дрожащими пальцами его величество мял в руках большей пакет, судя по форме и печатям, исходивший из Аигло-Индийского департамента.

—  Нет, нет! Не подходите! — вскричал Гулам Шо, увидев пе­реступившего порог Сахиба Джеляла. — Нет! Совершенно секрет­ное предписание. Ужасное предписание! А... а... Но вас, однако, оно не касается.

Он никак не решался сказать, что это за предписание. С одной стороны, он хотел посоветоваться с Сахибом Джелялом, с дру­гой — просто боялся его.

Времени для раздумий не оставалось. Сахиб Джелял бесце­ремонно отобрал пакет, вынул бумагу — пакет был уже вскрыт — и, склонившись к огню, горевшему в очаге, начал читать, инстинк­тивно отодвигая присуиувшегося вплотную и сопевшего прямо в ухо Гулама Шо.

—  Иншалла! — проговорил    медленно   Сахиб  Джелял.— Нож дошел до кости.

Он читал и перечитывал предписание департамента, совершен­но официальное, за подписями и с печатью. Царю Мастуджа пред­лагалось немедленно доставить госпожу Монику-ой Алимхан под усиленной охраной в город Пешавер в канцелярию Англо-Индийского департамента. «При малейшей попытке с чьей бы то ни бы­ло стороны помешать выполнению предписания не останавливать­ся перед крайними мерами».

—  А что такое — крайние меры? Вы знаете, ваше величество?

—  Я пойду к Белой Змее. Она допустит меня к себе. Я покло­нюсь ей, невесте Живого Бога, и попрошу...

—  А если она не поедет?

—  У меня нет выбора! — закричал  Гулам Шо. — У меня мало воинов, у меня половина    воинов разбежалась. У меня нет сил. Я пойду в тот час, когда в подворье только бабы. Белая Змея пользуется уважением. Она никого не боится, и у неё нет охраны. Я заберу её, посажу на лошадь...

—  А если поднимутся крик и вопль. Со всех сторон сбегутся исмаилиты. Они же разорвут вас в клочья...