Перешагни бездну

Вышло так, что Моника знала правду о многих сторонах жизни Узбекистана. Но у нее хватило сообразительности держать всё при себе и не делиться своими мыслями и сомнениями с мисс Гвендолен. Ее приучили отвечать на вопросы «да» или «нет», говорить о погоде, о платьях, о музыке, о фасонах французских каблуков.

В Женеве, в апартаментах отеля «Сплэндид», девушка вела себя замкнуто, молчаливо. Мисс Гвендолен временами не могла сдержать своего раздражения: «Неужели у тебя язык приклеен?» Можно умереть со скуки, особенно когда ты вырвалась ненадолго из страны дикой, варварской, а тебе нельзя даже показаться в обществе. Надо ждать. А тут рядом еще эта заводная кукла, от которой только и слышишь «да», «нет».

Вообще же старые знакомства пригодились мисс Гвендолен. Двери кулуаров Лиги Наций по протекции лорда Кашендена распахнулись перед дальними путешественниками.

Галантный лорд нашел в принцессе Монике безропотную слушательницу. Юридические казусы дипломатической практики были его любимым коньком, с которого он буквально не слезал. Он любил ошеломить собеседника цитатами из великих ораторов древности, особенно если ему хотелось обосновать «истины», вроде права белого человека на господство в Иране или Индии, Индонезии или Тибете…

«Юстиция, — вещал он, — дает на то право нам, британцам».

Но как он поразился, когда однажды тонкий голосок остановил его совсем неожиданно:

«Не правда ли, что юстиция — лишь более или менее удачная мера предосторожности против истинного права и его осуществления».

Вопрос задала Моника, и так наивно смотрели ее голубые глазки на его светлость лорда Кашендена, что он внезапно почувствовал себя по меньшей мере идиотом. Молоденькая особа видела его насквозь. «Легкомысленную по глазам узнают, умницу — по словам». Но что-то следовало сказать, чтобы оставить за собой последнее слово в споре, и их лордство спросил: «О, мисс принцесса знает юриспруденцию?» Моника скромно потупилась: «Прочитала в книге… Где я училась, полно книг».

Ни протекция лорда Кашендена, ни представления Англо-Индийского департамента не действовали. Время тянулось бесконечно. Не помогли ни лучистые глазки и трепетно-нежные губки принцессы, которые немало тревожили воображение его светлости. Однако холодный рассудок подсказывал: «Чересчур умна… Напичкана словарями… И не женственна…» Оставим на совести лорда подобные умозаключения. Он просто обиделся.

Сама Моника думала: «Удивительно гадко его лордство гладит мне руку».

Что же касается мисс Гвендолен, то она оделась в броню безупречной нравственности. Она не без ехидства выговаривала почтенному дипломату: «Судьбы истории двадцатого века решаются не для того, чтобы позволять топтать принципы морали». На что она намекала? Не на то ли, что лорду Кашендену нечего припутывать свои сластолюбивые повадки к делам высокой политики…

А Моника и не подозревала ничего. Она наслаждалась солнцем, небом, городом, озером и главное — покоем и особенно тем, что ее перестали воспитывать. Мисс Гвендолен так и сказала в первое же утро, когда они проснулись в голубых кроватях голубого номера отеля «Сплэндид». Разнеженная сном, вся розовая, заспанная, какая-то домашняя, мисс Гвендолен проворковала:

— Душечка, ваше высочество, теперь вы воспитались. Теперь вы, что называется, принцесса девяносто шестой пробы и даже изволите спать на бездонной перине, как подобает принцессе, и не храпите, как мужичка. Теперь покажите себя во всем блеске. И покажете! — с угрозой прибавила мисс. — А не покажете…

В тоне мисс Гвендолен зазвучали неприятные нотки. Почти два года изо дня в день они звучали в ушах деревенской девчонки, два года, пока ее «обкатывали», по выражению мистера Эбенезера Гиппа. «Спокойно! — говорила мисс Гвендолен Монике. — Хорошо, что ты еще не попала в лапы Пир Карам-шаха. Он бы сделал из тебя царицу локайских верблюжатников». Но подобные мысли мисс Гвендолен теперь высказывала редко. Она создавала из Моники принцессу и искренне верила, что Моника вполне подготовлена к своей роли.

МАДЕМУАЗЕЛЬ ЛЮСИ

Женщина, которой делать нечего, доит кошку.

Таджикская пословица

Доказательств не требовалось. Они поразительно были похожи. Сходство доходило до немыслимого.

— Может же природа выкинуть такие антраша, — покачивал головой мистер Эбенезер Гипп. — Самая строгая экспертиза, самая предубежденная единогласно даст заключение — мать и дочь! Дочь и мать!

Мадемуазель Люси со своими золотыми локонами, нежно-голубыми глазами, пухлыми, тронутыми помадой губами, наивно приоткрытым ротиком, мерцающими таинственным блеском перламутра зубами и не думала доказывать, что эта молоденькая девушка с такими же золотыми косами, глазами фарфоровой куклы и бело-ослепительными зубами ее дочь. Никаких сомнений. Все яснее ясного.