Пересменок. Повесть о советскком детстве

Все изменилось, когда Вера Залмановна на уроке ритмики поставила меня с Сашей в пару. В тот день, взявшись за руки, мы ходили под музыку по кругу, стараясь тянуть мыски мягких кожаных «чешек». И тут я обратил внимание, что пальцы у одноклассницы теплые, а кожа приятная на ощупь. Вот, к примеру, у Мироновой руки всегда потные, а у Филимоновой шершавые из-за цыпок. К тому же Шура умудрялась еле уловимым движением мизинца останавливать меня, если я шел по кругу слишком быстро, наступая на пятки передней паре, и, наоборот, поторапливала, если я, замечтавшись, отставал. Мизинцем! А главное — мне это ее «руководство» понравилось.

Походив кругами, мы по команде Веры Залмановны останавливались, поворачивались лицом друг к другу и повторяли движения, которые разучивали целый месяц: мальчик шаркал ножкой и кланялся, а девочка приседала в реверансе. Был солнечный день, лучи били в окна актового зала, и я заметил, что у Саши глаза ярко-зеленые, точь-в-точь как стеклянные шарики, которые пацаны тырят из товарняков на Казанке. Зачем нужны эти шарики, куда их везут из города со смешным именем Гусь Хрустальный целыми вагонами, понятия не имею, но они очень красивые, и при обмене марками можно двумя-тремя шариками, добавленными к серии «Покорители космоса», сломить колебание нерешительного коллекционера, вырвав у него, допустим, треугольник с носорогом.

Зеленые глаза Шуры — это было второе мое открытие. А третье заключалось в том, что от нее очень приятно, а главное — знакомо, по-домаш­нему пахло. От людей, даже от девочек, иногда веет чем-то странным, а главное — чуждым и настораживающим. Недавно «историчка» Марина Владимировна, ругаясь, выставила из класса Нинку Галушкину, до одури надушившуюся «Красной Москвой». Потом учительница открыла окно, чтобы проветрить актовый зал, и кричала:

— Развели мне тут Шантеклер!

Этот случай был три месяца назад, весной, а ритмикой мы занимались во втором классе. Почему же я так хорошо помню тот давнишний день?

— Казакова, не сутулься! Что ты лопатки выставила! Корсет тебе принесу!

Шура исподлобья посмотрела на меня с обидой, но я взглядом дал понять, что Вера Залмановна — круглая дура и просто завидует Сашиной грациозности. Тут мы снова по команде остановились и повернулись лицами друг к другу: Казакова потрясающе присела, а я ответил гордым кивком головы, как Жан Маре на балу в фильме «Парижские тайны». Эх, мне бы еще черную маску, плащ и пистолет!

Так началась наша дружба. А дружить с девочкой — совсем не то, что с мальчиком, например с Петькой Кузнецовым. Одно от другого отличается, как урок ритмики от урока физкультуры. В тебе что-то меняется, что-то раскрасавливается... Так в нашей комнате все становится по-другому, если на столе в хрустальной вазе стоит букет пионов, к которому через окно залетают пчелы. Не знаю, не знаю, возможно, Ольга Владимировна это поняла или почувствовала, но так совпало, что, когда мы снова подрались на уроке с Витькой Расходенковым, она строго объявила:

— Хватит! Мое терпение лопнуло! Расходенков теперь будет сидеть с Верой Коротковой. А Полуяков... — Она задумалась и чуть улыбнулась. — А ты, Юра, — с Казаковой. Понятно?

— Понятно... — прошептал я и покраснел от счастья.

А Вера чуть не заплакала: Расходенков ни минуты не мог усидеть спокойно; по единодушному мнению учителей, у него в одно место вставлено даже не шило, а какая-то стальная пружина, на которой он мотыляется из стороны в сторону и все время переспрашивает, точно глухой. «Повторяю специально для Расходенкова, — иногда сердилась учительница. — Тебе надо срочно уши прочистить!»

Шура же глянула на меня почти благосклонно.

О, сколько всего хорошего можно сделать, когда сидишь за одной партой с приятной девочкой! Например, вручить соседке заранее остро очиненный карандаш взамен сломавшегося, вынуть новенькую перочистку, если в тетради вместо волосяных линий появились каракули. А когда посажена клякса, можно достать из портфеля запасную тетрадь, отогнуть скрепки и ловко вставить вместо испорченного листа чистый. И не надо никаких «спасибо»! Достаточно благодарного взгляда зеленых, как шарики с «Казанки», глаз!