Пересменок. Повесть о советскком детстве

Однажды перед уроком физкультуры мы выстроились по росту на школьном дворе. Мальчики отдельно, девочки отдельно. Ждали физрука Ивана Дмитриевича, а он все не шел. Но мы, не теряя времени даром, с интересом разглядывали Ритку Обиход. Она единственная из девочек вместо нормальных, на резинках, черных сатиновых трусов, напоминающих штаны принца в фильме «Золушка», ни с того ни с сего надела какие-то фиолетовые трусики в обтяжку — и стала похожа на циркачку. Наконец появился Иван Дмитриевич с незнакомым подтянутым мужиком. Тот посмотрел на нас и весело спросил:

— Кто хочет научиться фехтовать лучше д’Артаньяна? Есть желающие?

— Есть!

— Тогда приезжайте к нам на Стромынку! К девочкам тоже относится. Про Галину Горохову небось слышали? То-то! Приезжайте, ребята, сделаем из вас настоящих мушкетеров и мушкетерш!

— А шпагу дадите? — спросил Витька Расходенков, самый маленький в классе и стоявший в конце шеренги.

— Меч-кладенец тебе дадут! — пошутил Иван Дмитриевич. — Только пуп смотри не сорви! Отставить смехи! Три круга бегом, а потом разминка! Я пока гостя провожу.

Записаться в мушкетерши никто не захотел — наверное, из-за того, что на следующий урок пришла тренерша с талией как у песочных часов, села прямо перед нами на смертельный шпагат (это когда ноги расходятся не ножницами, а циркулем), потом она заложила правую ногу за левое ухо и стала в таком положении звать девчонок в секцию художественной гимнастики, чтобы завоевать столько же медалей, сколько Лариса Латынина и Полина Астахова. Одноклассницы как с ума посходили и пытались на переменах тоже делать шпагат, но только зря порвали резинки на чулках. Я, кстати, в детском саду ходил в байковом лифчике, к которому резинками, оканчивающимися специальными «крокодильчиками», крепились чулки. Морока, доложу вам, та еще, особенно если опаздываешь.

— В армии из нарядов вылезать не будешь, копуша! — качал головой отец, глядя, как я мучаюсь с непослушными «крокодильчиками».

Мы же с Петькой Кузнецовым через неделю поехали на Стромынку (это рядом с Сокольниками) и сразу заметили: на остановке вместе с нами из трамвая вышли крепкие ребята со спортивными сумками, из которых торчали клинки, замотанные тряпочками, чтобы случайно не поранить пассажиров. В спортзале пахло потом, слышались скрежет железа и топот ног. Люди в белых стеганых нагрудниках и сетчатых масках «стражались» на совесть. Одни, наскакивая друг на друга, рубились сплеча, как настоящие мушкетеры. Другие аккуратно вращали шпагами, словно старались обвести соперника вокруг клинка. Старшеклассник, сидевший рядом с нами на низкой скамейке, объяснил: рубятся саблисты, а вертят клинками — рапиристы, но есть еще и шпажисты — среднее между ними, нам тоже предстоит выбрать вид оружия.

— Прямо сейчас?

— Нет, потом. Сейчас из вас будут людей делать.

Пришел знакомый тренер, он уже не улыбался, а был строг и озабочен:

— Откуда?

— Из 348-й...

— А-а, от Ивана Дмитриевича. Посмотрим, посмотрим... Идите в раздевалку, а потом на разминку.

Когда мы вернулись в трусах и майках, он благосклонно посмотрел на крепкого Петьку, а на меня — с сожалением.

— М-да, с ОФП у тебя, парень, не очень.

— С чем?

— С общей физической подготовкой. Ладно — не всем быть чемпионами. Главное не победа, а участие. За дело!

Школьная разминка по сравнению с тем, что нам пришлось вынести в секции фехтования, — это детский сад, но особенно тяжело давался «гусиный шаг». На следующий день я едва добрел до школы, болела каждая мышца, даже сильней, чем в тот раз, когда я упрыгался через веревочку с Шурой Казаковой. Хотелось бросить фехтование раз и навсегда, но силы, чтобы продолжать муку, мне давала лучезарная мечта: вот я легкой походкой иду на остановку 45-го трамвая, на перекрестке встречаю Шуру, она с удивлением смотрит на обмотанный тряпицей клинок, торчащий из моей сумки, и спрашивает: «А ты куда?» «На тренировку», — с ленцой в голосе отвечаю я. «Это шпага?» — «Нет, эспадрон». — «Что-о?» — «Сабля». — «А можно потрогать?» — «Только осторожно!»

Вскоре тренер показал нам главную позицию фехтовальщика. Это только со стороны кажется, будто ничего сложного: правая рука с воображаемым клинком выставлена вперед, левая изогнута над головой, будто ты хочешь почесать себе макушку. Ступни строго под прямым углом друг к другу, ноги полусогнуты и пружинят. Три шага вперед — выпад. Три шага назад — защита. Просто? А вовсе и нет! Тренер, морщась, подходил, поправлял руку, ударом ноги снова и снова разворачивал мои ступни под правильным углом, ругая за неповоротливость. Зато Петьку он постоянно хвалил, особенно когда дошло дело до двойных выпадов:

— Ну, Кузнецов, если так пойдет, глядишь, и рапиру тебе можно доверить!

— Я хотел эспадрон.

— Нет, Петр, тебя как специально для рапиры слепили.

— А я?

— А тебе, Полуяков, пока только шваброй махать. Это разве стойка? Корпус надо строго боком держать, и левая нога опять у тебя гуляет неизвестно где. Работай, жертва природы!