Пересмешник

Бален начал говорить, думаю, заученную наизусть ритуальную молитву:

– Господи, сохрани нас от радиационного загрязнения ныне, и присно, и во веки веков. Избави нас от детекторов. Даруй нам Твою любовь и убереги нас от греха индивидуализма. Молимся во имя Иисуса Христа. Аминь.

При словах «грех индивидуализма» я невольно вздрогнул. Это противоречило всему, чему меня учили, и все же мне почудилось во фразе что-то глубоко правильное.

Сидящие заерзали, кто-то кашлянул, и все подняли голову.

– Господь заботится о Баленах, – продолжал он уже более обычным голосом, – и обо всех семи семействах из городов на равнине.

Тут он ухватился за кафедру и подался вперед (я впервые заметил, какие у него руки: маленькие, белые, почти женские) и продолжил тихо:

– И возможно, Господь послал нам истолкователя своего слова или даже пророка. Чужак явился средь нас, на моих глазах прошел испытание огнем и выказал знание о Господе.

Теперь все уставились на меня. Несмотря на то спокойствие, которое я вроде бы испытывал, мне сделалось не по себе. Никогда на меня не смотрело столько людей. Я понял, что краснею, и внезапно пожалел, что тут не действуют старые правила личного пространства, запрещающие людям таращиться друг на друга. Сидящих было человек тридцать – и все смотрели на меня с неприкрытым любопытством или подозрением. Я сунул руки в карманы, чтобы унять дрожь. Барбоска терлась о мои ноги, и на долю мгновения мне захотелось, чтобы и она исчезла, перестала меня замечать.

– Чужак сказал мне, – продолжал Бален, – что он – носитель древнего знания. Что он – чтец.

На многих лицах отразилось изумление. Все уставились на меня еще более пристально. Женщина, на которую я смотрел, подалась вперед.

Бален картинно махнул в мою сторону рукой и сказал:

– Подойди к Книге Жизни и читай из нее. Если умеешь читать.

Я старался держаться спокойно, однако сердце у меня бешено колотилось, а колени дрожали. Столько людей в одном месте! Я ждал чего-то подобного, но когда это случилось, как будто превратился в себя прежнего – до Роберто и Консуэлы, до Мэри Лу, до тюрьмы, побега и моей новой мятежной самодостаточности. Даже преподавателем, читая лекции о контроле над сознанием, которые затвердил на память и много раз повторял, я нервничал в присутствии больших групп из десяти-двенадцати студентов. А ведь они были обучены, слушая, не встречаться со мной глазами.

Кое-как мне удалось пройти несколько шагов до кафедры, где лежала книга. При этом я чуть не споткнулся о Барбоску. Бален отступил в сторону и сказал:

– Читай с начала.

Я дрожащими руками открыл книгу, радуясь, что могу уткнуться взглядом в нее и не смотреть на людей. Долго и молча я смотрел на страницы. На них был напечатан текст, но буквы почему-то не складывались в слова. Некоторые были слишком большие, другие слишком маленькие. Я понимал, что смотрю на титульную страницу, но мозг никак не хотел включаться. Я просто смотрел, и все. Каким-то образом я понимал, что язык не иностранный, однако буквы никак не обретали смысл. Они были просто черными значками на желтой странице. Я уже не трясся, а, наоборот, окаменел. Это продолжалось невыносимо долго. Страницу на дубовой кафедре вытеснил образ желто-оранжевого огня в бездне под торговым центром: ядерного пламени, которое меня испепелит. «Читай», – приказывал я себе. Но ничего не происходило.

Бален шагнул чуть ближе ко мне. Я чувствовал, что мое сердце сейчас остановится.

И внезапно звонкий женский голос произнес:

– Читай книгу. Читай ее нам, брат.

Я поднял голову и увидел, что говорит высокая красивая женщина, которая сидела одна. Теперь она смотрела на меня с мольбой.

– Ты справишься! Читай нам.

Я снова глянул на книгу. И внезапно все стало просто. Большие черные буквы почти на всю страницу сложились в слово «Библия».

Я прочел его.

Дальше маленькими буквами было написано:

«Адаптировано для современного читателя».

А в самом низу страницы:

«Библиотечка сокращенных книг „Ридерс дайджест“, Омаха. 2123».

Больше на этой странице ничего не было. Я перевернул ее и, уже спокойнее, начал читать следующую:

– Моисей, Книга Бытия. Сперва Бог создал нашу планету и небо, но планета была бесформенной, и на ней никто не жил. И было темно, пока Бог не сказал: «А зажжем-ка свет!» И стало светло.

Я читал уже без усилий и волнения. Это была совсем не та Библия, что я читал в тюрьме. Но та была гораздо древнее.

Дойдя до конца страницы, я поднял взгляд.

Красивая женщина, чуть приоткрыв рот, смотрела на меня широко распахнутыми глазами. На ее лице было не то изумление, не то обожание.

На сердце у меня снова был полный покой. И внезапно я почувствовал себя таким усталым, таким выжатым, что положил голову на кафедру и закрыл глаза. В голове не осталось ничего, кроме слов:

Жизнь моя легка в ожиданье смертного ветра,
Как перышко на ладони около глаз.

Стулья заскребли по полу. Потом раздался звук удаляющихся шагов – мужчины и женщины в прежнем молчании уходили из комнаты, – но я так и не поднял голову.