Здесь мы упираемся в сложные реалии нашей сегодняшней жизни. У нас существует целый ряд статей Уголовного кодекса, по которым, если ты попытаешься на серьезном уровне начать обсуждение этих вопросов, тебя тут же обвинят. Почему? Потому что мы вынесли для себя очень четкое представление из 1990-х, что всякий раз, когда мы пытаемся осмыслить национальный вопрос, это приводит к какому-то общественному катаклизму. И в результате получается абсурднейшая ситуация, когда, например, в Башкортостане в 1990-е годы сделали национальным героем одного из участников нацистского всеевропейского движения времен Великой Отечественной войны. А сегодня ты с этим сделать ничего не можешь, потому что тебе скажут, что это их национальный герой. Он всегда выступал за башкир. С этой точки зрения, действительно, как с ними спорить? Ведь он всю жизнь выступал за башкир. Досадно, конечно, что он был на стороне Гитлера, но такая была непростая история.
Г. Саралидзе:
Так можем докатиться до утверждения, что Гитлер выступал за немцев. И что?
А. Гаспарян:
Вот в этом и заключается проблема. Мы все время старательно уходили от каких-либо разговоров на эту тему. Мне казалось, что события в Грузии, на Украине послужат неким катализатором для начала осмысления этого вопроса. К огромному моему удивлению, получилось наоборот: а, ладно, это заграница, к нам вообще никакого касательства не имеет. Поймите же, у нас очень похожие сложности, и все равно их рано или поздно надо будет решать. Я согласен, что должно быть осмысление, но должна быть и практическая работа. А когда у нас в последний раз была практическая работа? Когда случилась Кондопога и Манежка. С тех пор у нас опять все молчат. Что-то вспыхнуло где-то, потушили при личном участии президента страны, потому что у нас по-другому вопросы не решаются. И все разошлись. Но это не решение вопроса.
Г. Саралидзе:
Что ты имеешь в виду под осмыслением? Найдутся люди, которые начнут этот вопрос обсуждать. А дальше что? Должна ли это быть какая-то широкая дискуссия? Широкая дискуссия по национальным вопросам у меня вызывает некое опасение.
А. Гаспарян:
В идеале должно быть обсуждение.
Д. Куликов:
Я искренне убежден, что основным риском для нашей страны является национализм в любых его формах: хоть русский, хоть любой другой народности, которая в стране проживает. Возможно, русский национализм в его этнической трактовке есть самая большая опасность для нас. Если мы с каким-то другим национализмом собираемся бороться, взращивая свой национализм, то нам крышка. Взращивание национализма в имперской структуре – вернейший путь к ее разрушению. Я в этом абсолютно убежден.
Г. Саралидзе:
У нас очень многие говорили, что Грузия – это Советский Союз в миниатюре.
Д. Куликов:
Как и Украина, между прочим.
Г. Саралидзе:
Да-да. Совсем небольшая республика, в которой проживают представители различных национальностей, этнических групп, народов; в нее входят две автономные республики, автономная область. Есть проблемы с турками-месхетинцами… и так далее. И как только возникает национализм, условно, грузинский, тут же появляется национализм армянский, азербайджанский, абхазский, осетинский. Как ответ. Неважно, в какой последовательности – важны сам процесс и к чему он приводит. Буквально несколько лет назад цветущая, не имевшая никаких национальных проблем республика, в которой все живут, радуются (кстати, самый большой процент межнациональных браков в Советском Союзе приходился на Грузию), вдруг взрывается, разлетается, все начинают воевать против всех. Это, конечно, катастрофа. И не изучать это, не говорить об этом нельзя. А специалистов нет. Это одна из проблем. Я ходил на различные программы, встречался с людьми, которые называют себя специалистами по Закавказью. Ну, это беда. Они не то что истории, они и современности не знают. А как можно современность понять, если ты не знаешь истории хотя бы двадцати-тридцатилетней давности.
Д. Куликов:
Современности нет без истории.
Г. Саралидзе:
В том-то и дело. А как что-то изучать, осмысливать и делать выводы, если специалистов почти нет? Я даже уверен, что по Украине специалистов, которые действительно разбираются во всех тонкостях, у нас больше. Хотя есть и такие, которые очень далеки от понимания процессов, которые там происходят.
А. Гаспарян:
И политически то же самое.
Г. Саралидзе:
И политически.
А. Гаспарян:
Сколько, говорите, партий в Верховной раде?
Г. Саралидзе:
Вот часто задаваемый вопрос. Я уже не говорю о доскональном изучении вопроса.
Д. Куликов: