Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании

Анализ нынешних трактовок учения об особой русской цивилизации дает мне основание утверждать, что на самом деле антизападничество Николая Данилевского не удовлетворяет нынешних проповедников русской общинности, и они, наверное, сами того не зная, уже давно перешли на позиции охранительского консерватизма Константина Леонтьева. Дело вот в чем: если Николай Данилевский обращал внимание только на существующие различия между духовными ценностями славян и духовными ценностями романно-германских народов, то Константин Леонтьев говорил то, что уже совсем близко нашим нынешним противникам Запада. Он говорил об опасности для России капитализма. К примеру, характерная для нынешних иерархов РПЦ трактовка сталинской эпохи периода создания колхозов и послевоенного периода как «отражения христианского идеала», очень близка по духу к реакционному консерватизму Константина Леонтьева. И в основе этой близости лежит характерное для традиционного православия убеждение, что человек создан не для радости на земле, а для спасения своей души, которое возможно только через истязания, муки. Поразительно, но все, что Николай Бердяев, как идеолог либерального патриотизма, писал об охранительской практике Константина Победоносцева, имеет прямое отношение к идеологии нынешних иерархов РПЦ, выражающейся в их трактовке учения об особой русской цивилизации. Идеалом для Победоносцева, писал Николай Бердяев, является «идеал православной святости – уход из мира, монашество, отшельничество», а потому он с подозрением относится ко «всякой жизненной полноте» и своими подозрениями всячески «пригибает человека к ненавистной земле»[324]

Сегодня наши иерархи РПЦ открыто говорят, что колхозы, «при всех ужасах коллективизации», несут в себе «христианский идеал» и, самое главное, что «есть ценности и убеждения, которые стоят не только твоей жизни, но и чужой, если против этих ценностей совершается агрессия».[325] Русский «реакционный» консерватизм отрицал не только ценность свободы, но и ценность человеческой жизни. Русский реакционный консерватизм отрицал вообще возможность нравственной, гуманистической оценки различного рода политических систем, известных истории человечества. «Статистики нет никакой для субъективного блаженства отдельных лиц, – писал Константин Леонтьев, – никто не знает, при каком правлении люди живут приятнее». Вообще, считал Константин Леонтьев, страдание – это не плохо и не хорошо. «Все болит у древа жизни людей… Боль для социальной науки – это самый последний из признаков, самый неуловимый; ибо он субъективен, и верная статистика страданий, точная статистика чувств невозможна будет до тех пор, пока для чувств радости, равнодушия и горя не изобретут какое-нибудь графическое изображение…»[326] И поразительно. Это, характерное для К. Леонтьева, настойчивое отрицание возможности объективной оценки благ жизни человека, исходя из ценностей гуманизма, воспроизводится без каких-либо изменений во всех нынешних трактовках якобы учения Николая Данилевского. Но ведь на самом деле в отношении к свободе, к благам свободной жизни Николай Данилевский был ближе к ранним славянофилам, и прежде всего к Хомякову, чем к Константину Леонтьеву.

Нигде с такой отчетливостью не была выражена философия того, что мы называем охранительским или реакционным русским консерватизмом, как в статье «О Всемирной любви», написанной по поводу речи Федора Достоевского на юбилее Пушкина. Бога, говорит К. Леонтьев, надо искать не в душе, как призывает Достоевский, а в церкви. Он обвиняет Достоевского в том, что в его речи «не упомянуто о самом существенном – о Церкви».[327] К. Леонтьев категорически возражает против возможности создания царства Божия на земле, против космополитической любви, которая якобы является уделом русского народа. Он здесь же снова противопоставляет Победоносцева Достоевскому и говорит, что прав первый, что истина не в речи Достоевского на юбилее Пушкина, а в речи К. П. Победоносцева на выпуске в училище для дочерей священно – и церковнослужителей Ярославской епархии, которая состоялась в эти же дни и где он сказал: «Любите вы выше всего на свете нашу Церковь. Только через церковь можете вы сойтись с народом…»[328]

Константин Леонтьев, как и Константин Победоносцев, убежден, что даже русское крестьянское право с «русскими рабовладельцами, с традиционной русской покорностью» лучше, больше дает для спасения души, чем «бессословность и равенство самих гражданских прав», которое, с его точки зрения, не есть «безусловное благо». Бог, с точки зрения К. Леонтьева, создал человека и мир не для всеобщей гармонии, а для испытаний. «Пока «блаженны миротворцы», ибо неизбежны распри». «Блаженны алчущие и жаждущие правды… ибо правды всеобщей здесь не будет… ибо что же алкать и жаждать? Сытый не алчет. Упоенный не жаждет».[329]