Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании

Вот почему, на мой взгляд, сталинистские настроения, даже несмотря на то, что они не являются доминирующими, даже несмотря на то, что они носят побочный, рикошетный характер, являются признаком слабости, непрочности современного российского национального самосознания.

Понятно, что народ, впустивший в свою душу лозунги богоборческого большевизма, народ, прошедший через семидесятилетнюю школу государственного атеизма, по определению не может похвастать особой религиозностью. Но вся проблема состоит в том, что у нас дефицит религиозности не компенсируется крепостью национального чувства. Наше нынешнее государственничество, которое питает у некоторой части населения любовь к Сталину, тоже имеет свою странную специфику. Оно, это государственничество, не только исключает моральную оценку своей национальной истории, но и чувство национальной общности. Успехи государства меряются в данном случае не столько его способностью обеспечить безопасность и процветание граждан, сколько его достижениями на пути к чуду, на пути строительства «нетривиального» общества.

Кстати, сталинистские настроения свидетельствуют не только о слабости национального чувства, но и о дефиците веры в свои силы. Только слабый человек, лишенный чувства собственного достоинства, лишенный способности к независимому мышлению, может всерьез думать, что не будь Сталина у власти, мы бы не смогли ни при каких условиях выиграть войну с фашистской Германией. Согласен с мыслью Владимира Путина, высказанной им во время открытия мемориала жертвам сталинских репрессий летом 2007 года в подмосковном Бутове: беда состоит не только в том, что идеалы, во имя которых большевики убивали людей, были «пустыми», но и в том, что все большевистские репрессии были направлены прежде всего против самых талантливых, самых образованных, самых независимых людей. Рискну утверждать, что увлечение Сталиным сегодня идет не только от «беспамятства», от дефицита исторических знаний, но и от непреодоленного до сих пор дефицита в самодостаточных, самостоятельных, уверенных в себе и в творческие, созидательные силы своего народа, русских. Все-таки традиция обожествлять вождей идет от старых, царистских настроений, от чувства раба. Кстати, в моем родном городе сталинисты даже во времена Сталина были редкостью, ибо одесситы от рождения ощущают себя свободными людьми. Советская история подтверждает гипотезу Георгия Федотова, что советская система с ее подавлением личности была создана прежде всего московским типом русского человека. Все-таки, настаивал Георгий Федотов, «в той легкости, с которой русский народ принял большевистское рабство (называя его в первое время свободой), не один лишь общий закон революционного процесса: от анархии к деспотизму. Здесь сказывается московская привычка к рабству, культура рабства и московские и петербургские столетия истории»[363]

У нас до сих пор нет единства по основному вопросу, по базовым ценностям. Обычно европейские народы связывают имя своей нации с теми ее представителями, которые внесли наибольший вклад в мировую культуру. По логике, мы прежде всего должны гордиться Достоевским как гением мировой литературы, соизмеримым по значимости с Шекспиром. Но, как было сказано, ценность культуры занимает далеко не первое место в нашем национальном сознании. И этот факт сам по себе свидетельствует, что мы, несмотря на всеобщую грамотность населения, несомненные успехи в науке, в культуре в советскую эпоху, так и не преодолели ахиллесову пяту русского национального сознания. Речь идет о том, что «русскому человеку не родственно и не дорого, его сердцу мало говорит то чистое понятие культуры, которое уже органически укоренилось в сознании образованного европейца».[364]

Сам по себе факт, что мы выдвигаем на первый план в своих предпочтениях полководцев, говорит о том, что мы не сумели преодолеть советскую психологию осажденной крепости, Железного занавеса, к счастью, нет, а психология осажденной крепости осталась. Хотя, как сказать! Все, после присоединения Крыма, идет к возрождению железного занавеса. На этот раз воссозданного не русской властью, а Западом. Если ввести нынешнее спровоцированное, в том числе и нами, противостояние Запада в контекст русской истории всего XX века, то получается совсем не радостная картина. Почти на весь XX век, с 1917 по 1991 год, Россия из-за большевистской революции оказалась в роли осажденной крепости, была выведена по собственной воле из общего контекста развития мировой цивилизации, что не могло не привести к целому ряду культурных утрат. Но прошло всего четверть века, и мы снова, по собственной воле переходим на позиции изоляционизма, начинаем выпадать из современной, быстро развивающейся, глобальной цивилизации.