Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании

Интересно, что мы, советская интеллигенция, не верящая, что когда-нибудь мы будем жить в свободной стране, без выездных комиссий, без цензуры, без страха оказаться с «волчьим билетом», тем не менее инстинктивно устремляли свои взоры к наиболее светлым страницам российской истории. Если бы провели опрос на исторические предпочтения советской интеллигенции где-нибудь в 60-е, то точно победа была бы за царем-освободителем, за Александром II. Кстати, я лично, при всем нашем все же плохом для философского факультета МГУ историческом образовании, отдавал свои симпатии царю-освободителю и никогда не испытывал восторга по поводу реформатора Петра. Было что-то мертвое, надрывное во всем его насильственном западничестве, в новом закрепощении крестьян во имя того, чтобы «открыть окно в Европу». Кстати, в отношении Петра я ближе к Мережковскому, чем к Струве. Ленин, на мой взгляд, начинается с реформ Петра.

В посткоммунистической России, как показало Интернет-голосование в 2009 году, в борьбе за право носить «имя России» ни Александр II, ни тем более секретари-освободители Хрущев и Горбачев, не имеют шансов обойти царей-тиранов Ивана Грозного, Петра I, Ленина, Сталина. И я думаю, что подобная недооценка современной Россией российских исторических деятелей, послуживших стране на ниве свободы, также говорит о какой-то дефектности современного российского национального сознания. Сегодня россияне ценят только свою личную свободу. Впрочем, на самом деле, о чем было сказано выше, свобода никогда не была доминирующей для русского человека ценностью. И самое показательное, свобода не была доминирующей ценностью, целью всех наших революций, особенно октябрьской 1917 года. Но проблема в том, что современный русский человек ценит только свою личную свободу, свою собственную жизнь, ему «до фени», как сейчас принято говорить, судьба тех, кто стал жертвой сталинских, большевистских репрессий, кто ни за что, ни про что оказался в Гулаге, кто последние секунды жизни стоял на краю свежевырытого рва и ждал пули расстрельной команды НКВД.

Нынешняя сталиномания – не от проснувшегося советского коллективизма, а, напротив, от разнузданного индивидуализма, когда мне все до фени, кроме самого себя. Многое в нынешней сталиномании и от дефицита чувства благодарности. В массе у российских людей и особенно у новой, молодой России не развито чувство благодарности, нет желания отдать должное, сохранить уважение к тем, кто старался все же сделать нашу российскую жизнь более достойной, более комфортной. Уродство нашей нынешней духовной ситуации состоит в том, что сегодня топчут, наводят хулу и на Горбачева те, которые, не будь перестройки, так бы и остались заштатными, никому неизвестными провинциалами.

Далее. Сегодня в нашем национальном и особенно интеллигентском самосознании доминирует все та же традиционная, неискоренимая беспечность, которая в свое время погубила николаевскую царскую Россию со всеми ее реальными свободами. Мы не умеем, как, к примеру, англичане, ценить то, что есть, реальные, ощутимые блага и свободы. Мы хотим чего-то большего, чуда, обязательно крупного, крутого выигрыша, а потому со своими притязаниями на чудо всегда оказываемся у разбитого корыта. Хорошо помню думы о былом своих дедушек, которые во время гражданской войны были на стороне красных. Они, доживающие свой век, еще при Сталине вспоминали о старой, дореволюционной России как об утраченном рае, о том, что уже невозможно вернуть.

Кстати, нынешние трубадуры красного дела и красной русскости не знают, что многие представители дореволюционной интеллигенции согласились работать на большевиков не потому, что поверили в идею, а потому, что не хотели, не могли покинуть Родину. Никто так пронзительно не живописал драму российской творческой интеллигенции, оказавшейся узником большевистской совдепии, как Владислав Ходасевич в своем «Некрополе».

Я не настаиваю на том, что предложенное мной объяснение природы нынешнего увлечения Сталиным как историческим деятелем является исчерпывающим, тем более – непреложной истиной. Для меня в данном исследовании было прежде всего важно обратить внимание на то, что нынешнее увлечение идеей особой русской цивилизации идет рука об руку с ростом сталиномании, служит консервации духовного наследства советской идеологии и прежде всего консервации классовой морали, традиционного для России пренебрежения к человеческой жизни. Нынешние изоляционистские антизападные настроения, основанные на недооценке идеалов гуманизма, ценности человеческой жизни, на самом деле тесно связаны с жаждой реабилитации Сталина.