Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании

Но поражают верующие, воцерковленные люди, я уже не говорю об иерархах РПЦ, которые, как архиепископ Феофан, повторяют общие места советской идеологии о красоте идеалов коммунизма, встречают в штыки заявление Парламентской Ассамблеи ОБСЕ в Вильнюсе в 2009 году, осудившее на равных «два мощных тоталитарных режима, нацистский и сталинский, которые несли геноцид, нарушение прав и свобод личности, военные преступления и преступления против человечности». Честно говоря, меня очень удивил здравый, умный архиепископ Феофан, который вслед за Борисом Шлегелем начал говорить, что смерть в Гулаге нельзя ставить на одну доску со смертью в газовых камерах Освенцима, ибо в первом случае людей убивали во имя светлых идеалов.

Кстати, задолго до нашего русского коммунистического эксперимента, тем же Сергеем Булгаковым была раскрыта внутренняя органическая, и в этом смысле генетическая связь между характерной для марксистского учения о классовой борьбе ненавистью, злобой и особенностью духовного склада самого создателя этого учения. Сергей Булгаков обращает внимание, что никто из оставивших воспоминания о своих встречах, беседах с Марксом, не обнаруживал в нем какой-либо духовной доброты, сердечности, открытости к переживаниям другого человека. Но все без исключения отмечали, что его редкое умственное превосходство соседствует с самолюбованием, с высокомерием даже по отношению к рабочим, с которыми он на словах связывал будущее человечества. Все те, кто соприкасался с Марксом, рисуют его «как натуру самоуверенную, властную, не терпящую возражений…».[388] По крайней мере, настаивал Сергей Булгаков, если судить о душевном складе Карла Маркса на основе его печатного наследства, то обнаруживается, что «душе его вообще была гораздо доступнее стихия гнева, ненависти, мстительного чувства, чем стихия сострадания к жертвам бессердечия капитализма».[389]

Мне лично вообще представляется, что только человек с больной душой, обуреваемый страстью к разрушению, будет связывать, как Карл Маркс, все самое ценное и важное в человеческой истории с революциями, видеть в крови, насилии, разрушениях гражданской войны праздник человечества. И совсем не случайно в марксизме воинствующий атеизм связан с враждебностью к национальному чувству, к главному препятствию на пути разжигания братоубийственной войны.

Вообще никто до сих пор не пытался объяснить, почему революционный максимализм Карла Маркса с его апологетикой насилия, революционного терроризма нашел себе больше всего последователей в России, в стране, которая в своем экономическом развитии на самом деле меньше всего была готова к пролетарской революции. И здесь, я думаю, ответ надо искать опять в особенностях российской левой интеллигенции, которая в душе несла именно то, что было характерно для Маркса: и национальный нигилизм, и какую-то глубинную ненависть к религии, способность легко переступить через евангелическое «не убий»,[390] и одновременно слепую ненависть к той жизни, которая есть, жажду разрушения традиционного для России уклада жизни.

Спор о коммунистическом идеале с теми, кто, к несчастью, несет в своей душе то, что было доминантой мыслей и чувств авторов «Коммунистического манифеста», бессмыслен. И сегодня мы часто наблюдаем не столкновение ценностей, а столкновение различных психотипов с различными представлениями о естественном и противоестественном, о том, что есть добро и зло, что есть благодеяние, а что есть преступление.

Хотя складывается впечатление, что расхожую фразу об исходной чистоте и красоте идеалов коммунизма, повторяют, как правило, люди, не имеющие на самом деле ни малейших представлений о коммунистической теории.

Складывается впечатление, что якобы воцерковленные люди, славящие коммунистические идеалы, не имеют не только представления о сути марксистского учения о коммунизме, но и представления о моральной сути христианства.

Нет, наверное, в данном случае смысла спорить с российскими депутатами, протестующими против попыток «ставить на одну доску» Сталина и Гитлера, приравнять ГУЛАГ к Освенциму. Из личного общения с нашим депутатским корпусом знаю, что редко кто из них, профессиональных политиков, всерьез изучал идеологию фашизма. Самое интересное, что и среди депутатов мало кто обладает пониманием сути марксистской идеологии, учения о коммунизме, о диктатуре пролетариата. Скорее всего эти знания почерпнуты из хрущевского «Морального кодекса строителя коммунизма», в котором, как известно, было больше от христианства, чем от Маркса. Хотя, честно говоря, мне трудно понять, как устроена душа людей, которые говорят, что расстрелы людей в ГУЛАГе являются меньшим злом, чем убийство людей в Освенциме или Бухенвальде.