Ведь надо понимать, что именно коммунистический идеал, идеал Гракха Бабефа, выдвинувший альтернативу «равенство или смерть», лежит в основе марксистского учения о будущем коммунистическом равенстве. Маркс, как известно, был противником добровольной кооперации собственников, которая лежала в основе социалистических учений, в частности, в учении Фурье о фаланстере. Марксизм нес в себе на самом деле бабувистский протест против всего, что ведет к неравенству. И именно этот марксистский максимализм во всем, что касается устройства будущей коммунистической ассоциации, оказался по душе большевикам, русскому революционному социализму, как раз одержимому этой жаждой равенства во что бы то ни стало. Но этот соблазн «абсолютного равенства, – объяснял Николай Бердяев, – ведет к истреблению всех качеств и ценностей, всех возвышений и подъемов, в чем – дух небытия. Бытие начиналось в неравенстве, в возвышении качеств, в индивидуальных различиях… Атеистический социализм, мнящий себя новой религией, есть, конечно, религия небытия…»[391]
И, честно говоря, я и сейчас не пойму, чем это учение Карла Маркса о коммунизме могло привлекать на протяжении более ста лет интеллигенцию, а в наше, советское время – шестидесятническую интеллигенцию. Что было такого светлого в идеалах социализма, что мог, как говорят до сих пор наши шестидесятники, исказить и извратить Сталин? Учение о коммунизме могло стать привлекательным для паупера, для человека, у которого нет крыши над головой. Главное, что было в идеале коммунизма, – и общественная организация труда по военному образцу, и равное распределение производимых благ – могло соблазнить только отверженного, отчаявшегося человека, оказавшегося на дне общественной жизни и не способного своими собственными силами обеспечить себе достойную жизнь. Точно так, как бездомный в эпоху Средневековья считал за благо оказаться на зиму в тюрьме, лишь бы иметь крышу над головой, так и пауперизированный пролетариат готов был принять крепостничество коммунизма, лишь бы не умереть от голода. Надо знать, что на самом деле учение о коммунизме так, как оно было сформулировано в «Манифесте коммунистической партии», полностью воспроизводило учение о «всеобщем благоденствии» Гракха Бабефа, сформированного им в знаменитом «Манифесте плебеев». У Гракха Бабефа, основателя коммунистического утопизма нового времени (как говорил сам Гракх Бабеф, коммунизма, рожденного «ужасающей нищетой рабочего класса»), Карл Маркс позаимствовал и идею общественной организации труда в пределах всего общества, идею создания трудовых армий, и идею равного распределения всех благ независимо от их реального участия в производстве. Ленин в своей статье «Три источника и три составных части марксизма» не сказал о самом главном, о том, что «коренным» (выражаясь в терминологии Сергея Кара-Мурзы) столпом учения о коммунизме был «Манифест плебеев» Гракха Бабефа. В молодости в своих «Экономически-философских рукописях 1844 года» Маркс действительно подверг беспощадной критике «вульгарный коммунизм» Гракха Бабефа, обращал внимание на необходимость цивилизационного «положительного упразднения системы собственности». Но спустя четыре года, ощутив себя идеологом и вождем назревающей пролетарской революции, Карл Маркс берет на вооружение учение Бабефа о революционном, насильственном ниспровержении и частной собственности и созданной на ее основе цивилизации.
Надо знать, что военный коммунизм Ленина и Троцкого 1918–1920 годов с его продразверсткой как раз и воспроизводил идеал коммунизма, позаимствованный Марксом и Энгельсом у Бабефа. «Единственный способ достижения этого (общего благоденствия – А. Ц.) состоит в том, чтобы… уничтожить частную собственность, прикрепить каждого человека, соответственно его дарованию, к мастерству, которое он знает, обязать сдавать в натуре все его изделия на общий склад, создавать администрацию распределения, администрацию продовольствия, которая будет вести списки всех сограждан и всей продукции и станет распределять их на основе самого строго равенства и доставлять в жилище каждого гражданина».[392]