Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании

Система гасила не только развитие гуманитарной мысли, но и умственное развитие нации в целом. Сравните дореволюционные философские журналы с советскими, дореволюционную публицистику с советской, и если вы научились ценить качество мышления само по себе, то прочувствуете мертвое дыхание советской образованщины. Качество мысли при Хрущеве и Брежневе стало выше, чем при Сталине. Но оно, то есть качество мышления нации в целом, в советское время безнадежно отставало от дореволюционного. И только естественные науки в силу их нейтральности к идеологии сохранили право на развитие. В Чехословакии во время пражской весны и в Польше, накануне появления «Солидарности», в оппозиционной прессе были опубликованы десятки статей, связывающие неизбежную гибель советской системы «с принципом кадрового антиотбора и с политикой деинтеллектуализации общественной жизни».

Но, конечно, глобальные абсурды советской системы и советского бытия стали очевидны только тогда, когда коммунистический эксперимент прекратился. Миллиарды долларов, значительная часть национального достояния СССР ушли на сохранение изначально нежизнеспособного социализма в странах так называемой народной демократии. И как только угроза новой оккупации этих стран (советской оккупации) исчезла, они не только сбросили с себя «советскую систему», но и перешли, включая «братскую Болгарию», на сторону НАТО, на сторону противников России. Мы после войны не доедали, отсылая последнюю краюху хлеба странам Европы, ставшим, как мы говорили, «на путь социализма», а они при первой же возможности выбросили этот социализм на свалку как ненужную тряпку. Ни в чем так себя не обнаружила пустота коммунистической идеи, как в сорокалетней истории строительства социализма в Восточной Европе. Накануне Второй мировой войны Чехословакия была второй по уровню промышленного развития страной Европы. На выходе из социализма она была уже отсталой, неконкурентоспособной страной, входящей во вторую десятку европейских стран по уровню экономического развития. И десятки миллиардов долларов, которые мы перекачивали все эти сорок лет в эту страну, ушли впустую. О советской модели социализма – ни одного доброго слова. Никто не может забыть и простить 1968 год. И отсюда отторжение от современной России.

На самом деле вся эта история побед социализма, начиная с присоединения к СССР в 1940 году республик Прибалтики и Западной Украины, и кончая созданием ГДР, была историей возвращения враждебного отношения наших соседей к исторической России. Бандеровцев, о которых так много говорят сегодня в России, создал не Гитлер, а прежде всего Сталин.

Но трагедия наша состоит в том, что до сих пор, даже четверть века спустя после смерти советской системы, мало кто у нас в России в состоянии впустить себе в душу правду о советской истории. Отсюда и нынешняя истерика по поводу «очернительства советской истории», отсюда инстинктивное отторжение от всего, что напоминает об абсурдах советской истории, абсурдах строительства социализма в СССР. И отсюда эта страшная нагрузка на сознание постсоветского русского, перед которым открылась вся правда о бесконечном советском абсурде, о бессмысленных жертвах, о том, что, по сути, весь XX век мы, русские, потратили на достижение изначально неосуществимого, изначально аморального. Ведь внук Ким Ир Сена, убивающий сегодня детей и внуков своего репрессированного дяди, тоже является порождением СССР, порождением нашей надежды осчастливить мир советским строем.