Перестройка моды

Кстати, не так давно, в 2004-м году, я, используя старые связи, уговорил более ста брейкеров, чтобы они вышли на сцену для совместного выступления с артистами балета под римейк «Лебединого озера»… А тогда в воздухе витал воздух свобод и перемен. Появился термин «неформалы», под который попадали интеллектуальные и художественные круги; на этот же период пришелся очередной расцвет так называемого авангардного искусства. Термин, который я не люблю применять ни к искусству, ни к моде, поскольку у нас сформировалась альтернативная культура и термин «альтернатива» здесь более уместен. Хотя сами движения были прогрессивны, новы и авангардны для той среды и времени. Я уже участвовал во всех тусовках, начались первые перформансы, отличные от тех флуксусов, которые делали хиппи в своей среде. В 87-м году мой друг Угис Рукитис достал для художника Полиса костюм из клеенки, которая использовалась в больницах; он покрасил костюм бронзовой краской, загримировался и так целый день разгуливал по Риге. Начались выезды за границу с перформансами и инсталляциями. Союз художников Латвии стал под это все предоставлять площадки в рамках своих ежегодных программ.

Для обывателя все это было необычно, но реакция была положительной. Тем более, что люди стали понимать, что именно художники, писатели и поэты стали говорить. Недаром первый конгресс творческой интеллигенции озвучил темы ранее запретные, включая вопросы об оккупации, о пакте Молотова-Риббентропа и о независимости Латвии.

Я как дипломированный художник-металл ист слыл бунтарем; мне тогда за дипломную работу снизили оценку до тройки за то, что я решил выбрать свой путь реализации вставок из Уральских самоцветов. Мне сказали, что это не очень традиционно для Латвии, работа сама неплохая, но вот тебе пинок под зад. Я уже был женат и меня уже начало раздражать то, что супруга, как и многие иные, не выходила за грани подражания иностранным образцам. Именно поэтому, помимо вызывающих украшений, в том числе и конструктивистских, я начал подумывать о том, что к украшениям потребуется коллекция костюмов. Что-то на тему вторжения с использованием металла. Модой это нельзя было назвать. Это было выражение собственного мировоззрения о том, что люди носят, через костюмирование. Пришло понимание альтернативной моды, к одежде не имеющего отношения. Моя дефиниция состоит в том, что это такое проявление искусства, в центре которого находится человек, но это не исходит из любого образа тренда. И инспирация для человека творческого, не обязательно модельера, основополагающим для которого является желание трансформировать свои идеи в вещах, которые можно показать с помощью человека. Такая декорация, будь то костюм или же аксессуар.

Любая вещь.

В конце концов, это может трансформировать тренды, одежду и украшения, как это чаще всего и происходит на западе, когда нужны свежие идеи.

То что называется авангардом моды, никаким авангардом не является. Я читал лекцию в Институте легкой промышленности в Москве в девяностых, где мне стали доказывать, что такой авангард существует. На что я им сказал – если предположить, что есть авангард, то должна быть и «середина», то что называется мейнстримом, и даже арьергард. Всего этого в советском и постсоветском пространстве не было. Была альтернатива, как субкультурная, так и художественная, а посередине какая-то чудовищная каша, к моде отношения не имеющая.

М.Б. Ну, своего рода это – альтернатива субкультурной, художественной и театральной моде. Состоящая из сотканных противоречий: униформа, самострок и нафарцованная одежда, которую позже сменил китайский и польский фейк…

Б.Б. И вслед за этими изменениями изменений и сам термин «альтернатива». Альтернативное искусство восьмидесятых было альтернативно идеологическому климату, но в девяностых идеология исчезла и климат поменялся. Альтернатива тогда меняла фокус на потребление и потребительскую среду; это во многом проявлялось в конструктивизме. В костюме это тоже проявлялось, они превращались в движущиеся конструкции, всякие вычурные и странные штуки.

М.Б. Как у тех же Бартенева, Ла-Ре или Каплевича. Но эти конструкции демонстрировались и за рамками театральных подмостков, как серии скульптурного характера. Демонстрационность действия все-таки дает нам шанс называть это альтернативным театром и показами?