Перестройка моды

Мы зарегистрировали ЛЭМ при появившемся тогда на волне перестройки Молодежном культурном центре Фрунзенского района, который располагался в ДК Железнодорожников. Там же было оформлено большое количество групп Рок-клуба. Это форма организации давала возможность альтернативным артистам иметь легальное место работы и легальный доход. Так я стала художественным руководителем неформального объединения молодежи «Лаборатория экспериментального моделирования». Это случилось весной 1987-го года.

Мы с Питом разрабатывали теорию, согласно которой на человека можно было одеть все, что угодно. Этот лозунг должен был относиться к моделям для показа на сцене, они назывались «не носимыми», то есть настоящий авангард. Кроме этого, мы должны были разрабатывать некую новую носимую моду, которая должна была относиться к «не носимой», т. е. авангардной, как двигатель внутреннего сгорания к теоретической физике ядерных частиц.

Для того, чтобы развивать эту самую носимую моду, Миллер притащил в ЛЭМ Алексея Старых, кооператора, шившего самопальные вареные джинсы, у которого была идея делать нехитрое прет-а-порте с советской символикой на продажу. Старых, в свою очередь, привел некоего Литвинова, коммерсанта, который должен был заняться финансовыми аспектами носимой моды, на роль администратора сего богоугодного заведения.

У меня сохранился первый Устав ЛЭМа, довольно забавный документ, с обязанностями модельера и обязанностями артиста шоу-группы т. е. моделей. Настоящий устав, который мы написали с Питом сами для себя, содержал следующие обязанности:

«Обязуемся:

– смеяться без повода

– совершать сложные действия без определенной цели

– хлопотать обо всех без ярко выраженного результата

– грозить пальцем Западу и кулаком Востоку….»

В то время было очень популярно сбиваться в разные группы. Борясь с совком, мы оставались детьми совка до мозга костей, и создавали новые пионерские организации по принципу «от противного»: частенько в группу сбивались люди, не имеющие между собой ничего общего, кроме противостояния системе. Такое положение дел неизбежно приводило к расколам и срачам в группах, ведомыми со всем коммунистическим опытом борьбы с неугодной и коммунальной злобой. А ведь настоящей альтернативой системе может быть только индивидуальность. На пафосный призыв «Мы вместе!» логично следовал ироничный ответ «Но неизвестно, в каком». Кстати, этот ответ дал человек, который первым покончил с колхозом у себя в группе, за что получил стандартно следующие в таком случае обвинения в «нежелании делить славу», «жадности» и т. п.

Так было и в ЛЭМе: нас было четверо модельеров: я, философ-концептуалист, Миллер, художник-соцреалист, Чернов, модельер, Старых, кооператор. Это все равно, как лебедь, рак и щука, ну и четвертый персонаж, скажем, кот, которые впряглись в одну телегу. Чернов-лебедь воспаряет к вершинам чистого искусства, рак-Миллер пятится к своим картинам, щука-Старых стремится в мутные воды перестроечного бизнеса, а я-кот, хочу гулять сама по себе в мире идей, стран и континентов. ЛЭМ как группа продержался всего год. Помимо разницы в парадигме мышления творцов, возникали серьезные художественные несостыковки. ЛЭМ как группа начал разрастаться, в модельеры попадал кто угодно, авторы двух костюмов или своей собственной одежды. Например, девушка Карина, та самая, которая, согласно песне Славы Задерия «раскачала свое женское начало». Все это приводило к дикой мешанине на сцене во время показов, где соседствовали самые разные стили, носимые и «неносимые» модели.

Мои костюмы строятся по принципу поэтической метафоры: в них сочетаются не сочетаемые предметы и формы, встречаются совершенно несовместимые с человеческим телом материалы, части тела моделей рифмуются с предметами и формами. Так создаются чулочки из водосточных труб, бюстгальтер из аккордеона, нижняя юбка из громкоговорителя. «Не носимость» материалов была доведена до логического конца: в качестве материала используется слово, уже довольно рано, практически с первых моих костюмов, название и слоган костюма становятся неотъемлемой его частью.

Этой текстовой составляющей, пожалуй, нет ни у кого больше в России, про заграницу не знаю, но тоже такого не видела. И здесь было очень важным соавторство Пита, слоганы придумывал именно он. Применению текста в костюме он подвел «научное» основание, через цитату Платонова: «В идеи одеваемся, а порток нет». В совке нет материалов, зато есть обилие слов, значит, будем одеваться в слова. Так появилось платье-лозунг, платье из газеты «Из искры возгорится пламя», дополненное шляпкой из банки, где мы торжественно поджигали газету на голове манекенщицы. Эту шляпку, только без газеты и искры можно видеть на фото Димы Конрадта из «Поп-Механики». К этому же раннему периоду относятся костюмы «Вьетнамская металлистка и коммунальный самурай», без названий эти коллажи из людей и обломков советского прошлого многое потеряли бы.