В нашем райдере стояло: найдите на улице два мусорных бака, выкиньте мусор, вымойте баки и поставьте их на сцену. Спектакль начинался с того, что черный и белый лебеди роются в мусоре, как городские голуби. В качестве античного хора выступал Леша Вишня, со своими песнями, то в костюме ангела, то в виде упитанной русалки топлесс, а публика гадала мужчина это или женщина. Мебель во дворце была живая, на женщине-кровати просыпался принц. В юбке-клетке сидел живой кот и иногда громко мяукал. Весь спектакль был парадом перевертышей, все становилось не таким, как казалось. Лозунг спектакля: «Поиск свободы и демократии через мутацию и двуглавость: одна голова хорошо, а две лучше!» оправдывала череда мутаций в костюмах, жанрах, персонажах. Премьера спектакля состоялась на фестивале Сигма в Бордо (у меня осталась программка, там было много громких имен вроде Зингаро) Одна журналистка написала «ЛЭМ – это визуальная бомба, это чудовищно действенный звуковой и сценический коллаж, создатели которого решаются на все… Он воплощен в калейдоскопе аксессуаров и костюмов, которые заставляют думать о Жане-Поле Готье как об модельере для пожилых». И другие журналисты замечали этот дух беспредельного авангарда: «Светлана Петрова имеет творческий потенциал и чувство костюма великих мастеров авангарда, таких как Сальваторе Маскино и выводит на сцену десятки костюмов – изобретений». А еще мы объявили себя группой пост-арьергарда, чтоб окончательно задурить всем голову.
Нас еще сравнивали с Феллини и Монти Пайтоном, все это было мне весьма приятно. Отмечали также удивительный дух свободы исходящий от спектакля, один журналист сказал в беседе: «Поразительно, вы приехали из такой тоталитарной страны, но в вас больше свободы, чем во всех нас вместе взятых»
С помощью Андре мы объехали всю Францию, были и в других странах, добрались и до Бразилии в 1995-м году, у нас там был большой тур. Именно там, за поеданием омара в ресторане на маяке в Сан Сальвадоре, я узнала, что Гинц сам когда-то был артистом: он прочитал мне монолог Гамлета, да так, что я от хохота сползла под стол, мне в жизни так не повторить.
Конечно, он человек-легенда, это он вывел в люди Полунина и Лицедеев и еще кучу групп по всему миру. И он никогда ничему меня не учил из уловок маркетинга: ни быть «группой художников», ни устраивать клоунаду в жизни. Только иногда ругался, если я косячила. Однажды, когда после очередного вливания, я сказала: «А может, я и вправду не режиссер? Может, мне Крамера пригласить?», Андре возмутился и сказал: «Ни в коем случае.
Ты – очень хороший режиссер. Просто тебе иногда не хватает бюджета и опыта». Про бюджет – это точно. У всех театров в программке стояла туча спонсоров, а у нас гордая белизна. Все механизмы и технические приблуды костюмов делал технический директор группы Сергей Соболев по кличке «Кулибин» из подручных материалов. С Андре Гинцбурже мы гастролировали по крупным площадкам и фестивалям. Забавный был случай: на фестивале в Эрфурте мы выступали на сцене театра оперы и балета, а известная балетная труппа, откуда была наша классическая пара, танцевала в подземном переходе в рамках того же фестиваля. Вот был потом скандал. О приключениях группы с «Лебединым озером
М.Б. Какие новые имена появились в моде в середине девяностых? И что стало с самим явлением альтернативной моды в Ленинграде?
Л.П. Появился, по сути говоря, один Бухинник. На этом альтернативная мода и кончилась. Про Глюклю и Цаплю (хотя это все ж не моделирование одежды, а перформанс с найденной одеждой) в то время я ничего сказать не могу, я узнала об их существовании в году двухтысячном. Питер – очень разобщенный город, можно жить годами и не встречаться. Я вот тоже очень долго не знала о существовании театра «Ахе», который мне очень нравится, настоящий авангард. «Мы вместе» окончательно распались в году 1993-м, и у всех стали свои профессиональные ниши, как и во всех странах мира: бесполезно спрашивать у театрального агента про галеристов и т. п.
Говоря об альтернативных движениях вообще, обычно у них следующая судьба: часть героев движения переходит в высокооплачиваемые профессионалы и вливается в мейнстрим, часть убивает себя алкоголем, наркотиками и иными доступными средствами, часть так и остается бунтарями, но с возрастом становится потише, постоянно что-то придумывая, чтобы не застаиваться. Во многом, процесс зависит от характеров культурных героев.
Здесь можно заметить, что из рок-альтернативы вышло довольно много профессиональных мейнстримовских музыкантов, которые играют и сейчас. А вот из альтернативной моды не вышло ни одно мейнстримовского модельера, они у нас появились позже. Ну ладно, авангардисты, для них костюм был средством, цель в основном перформанс. Но и альтернатива тоже как-то не развилась в мейнстрим. У нас в России в мейнстриме только изначально коммерческие проекты.