Перестройка моды

М.Б. Сейчас существуют терминологический винегрет. Фарцовкой, в общем-то, было принято считать перепродажу модных и нужных вещей, не только одежды. Утюги «утюжили» иностранцев, а гамщиками называли совсем молодых людей, промышлявших обменом значков на «гаму», жвачку и такую же иностранную ерунду в виде брелоков и значков. В Ленинграде, в силу того, что фарцевали в основном дети больших родителей, утюгов называли «мажорами», что в Москве далее детей крутых родителей не распространялось.

С.Б. Я тоже пытался утюжить по мелочам, но это все носило характер эпизодов. Тема развивалась так – мы подсаживались к иностранцам в кафе и говорили про ужасы тоталитарного режима и огромном дефиците, в итоге за десять рублей покупали джинсы, которые многие иностранцы привозили, уже зная, что к ним обратятся. Это, конечно, был смешной бизнес. Скорее, игра в бизнес. А в «Звездном» я встретил группу серьезно работающих и явно преуспевающих. Как выяснилось, эти ребята продвигали итальянскую модную музыку и во многом способствовали продвижению итальянской моды. Оркестр Владимира Быкова, он умер позднее от разрыва аппендицита, не уставал трудиться и осваивал новый репертуар. В отличие от других мест, там, где играл оркестр Быкова, играли практически только итальянскую музыку, с редкими включениями англоязычных хитов. Никаких «сулико», «мясоедовских», лезгинок, не говоря уже о совдеповском репертуаре.

Я пытался как-то с утюгами сблизиться, но это было не так просто, я им был просто не нужен, и поэтому дела не складывались. В школах они практически не учились, вся жизнь была в утюжке и деньгах. Но это сказывалось на том, что за всеми энциклопедическими знаниями в вопросах моды, развлечений и отъема финансов стояло достаточно плоское мышление, в котором уживался житейский цинизм и подростковые фантазии. Многие бредили заграницей, представляли ее себе и себя там, рисовали радужные картины, но жизнь показала, что многим иллюзии были дороже самой заграницы, как некая «голубая и несбыточная мечта». Видимо, хотелось быть иностранцами здесь, и это сказывалось на том, что одежда и все эти бирюльки значили многое, а у тех, у кого кроме этих признаков благосостояния за душой ничего не было, то вообще – все.

Я тогда только познакомился с русской девушкой из Ашхабада, очень классной, Ну, вот жду я эту девушку, внутренне боясь, что она меня опозорит. Но когда она пришла, я просиял, потому что она выглядела просто суперски. Блондинка, «ноги из ушей», в костюме, представлявшем из себя велюровые шорты, а сверху юбка с трапециевидным разрезом почти от причинного места. Я был сражен. В своем, сшитом на заказ у Милюкова пиджаке, на ее фоне я выглядел куда менее эффектно. Откуда у нее оказался такой наряд, я выяснять не стал. Стоит сказать, что сейчас заказные вещи нашли свое понимание, а тогда слова «фирмА», на сленге утюгов «кисть», и лейблы значили больше и их выпячивали с гордостью, как некогда пионерские и комсомольские значки на груди… Сампошив, самопал – все это считалось за подлость, хотя Боря Милюков шил костюмы многим известным людям – фигуристам, артистам, композиторам, даже одному космонавту. И вот, Первое Мая, в специально арендованном кафе в Измайловском парке, я со своей спутницей-красавицей, мы вплываем на место. И Быков, завидя вошедшую яркую пару объявляет: «А теперь специально для вновь прибывших гостей мы исполняем эту песню». Звучит «Адзурра» Челентано. И мы, как по тронному залу, прошествовали за свой столик через все московское закулисье, которое представляли утюги, цеховики и прочий «серьезный» люд. И вот подобное дефиле устранило стенку в общении и меня начали принимать за своего. А завершением нашего феерического вечера стало вот что. Первый секретарь колумбийского посольства, у которого был «Форд-Мустанг», на своей космической, как нам казалось, машине, катал человек восемь, которые туда забились. Это совпало с расцветом как утюжки середины семидесятых, так и с началом серьезных системных гонений на фарцовщиков. И на улице, и в гостиницах, которые были разными и с разным режимом наблюдения. При этом работать надо было исключительно бригадой, в которую входило как минимум два, иногда – три человека. Хотя были и оголтелые красавцы, которые работали исключительно в одиночку…

Так я влился в мир утюгов и приключений с валютой. «Березки», как источник модной одежды, меня с моими товарищами уже не интересовали, хотя на старте этих приключений многие покупали валюту и чеки, чтобы купить болоньевые плащи или какие-то сигареты с напитками. Но для тех, кто утюжил, все это становилось не интересным, хотя «Березки» тоже стали частью чьей-то жизни и фольклора. Там было все, что и в нынешних дьюти фри, добротно, но средней паршивости. И мы пришли к мысли, что нам надо поддерживать национального производителя…

М.Б. Это как это?