Перестройка моды

Потом я устроился в Пушкино выездным фотографом. Зарабатывал довольно прилично, хоть это и зависело от сезона. И поскольку была приличная аппаратура и рука была набита, надо было искать себе другое занятие. Я тогда познакомился с Юрием Аксеновым и ребятами, которые занимались рекламой, но делали это не особо системно. Расценки того периода были таковы: сто-триста рублей за оригинал плаката. Триста был максимум. Максимум никто не давал потому, что это вызывало подозрение, будто это какие-то блатные дела. А дела и были блатными, и избежать этого было практически невозможно. Но мы решили пойти другим путем. Феня была в том, что раньше оригиналы плакатов были как бы эскизами, а мы решили товар показывать лицом, т. е. делать оригиналы на основе хорошо напечатанной фотографии 90x60. К тому же наступала эпоха ВИА. Практически в каждой филармонии в тот период были: симфонический оркестр, народный хор и еще какие-то коллективы, которые приносили только убыток. А вот состоящий из пяти-шести человек ВИА приносил доход, который позволял прокормить многосотенный персонал филармонии. Мы с Аксеновым пришли к пониманию, что имя можно было сделать таким способом – сфотографировать звезду, например, Аллу Пугачеву. Напечатать на Кодаке фотографию размером 90x60 можно было только в лаборатории ТАСС. Для нас только нелегально. Других вариантов не было. Конечно, и сами «звезды» новой формации хотели и требовали, чтоб их снимали уже известные фотохудожники, и работа выходила на уровень имен. Мы были молодыми и продвинутыми. А старые мастера уже не улавливали дух времени и какие-то модные нюансы. Но и у старперов были возможности, которых не было у нас. Они уже были в нише, отстегивали филармониям и имели возможности напечатать тираж в типографии, что было очень важно. Сделать хороший оригинал было мало, особенно в какой-нибудь отдаленной филармонии. Чтобы напечатать тираж, нужны были фонды на бумагу и возможности типографии. А это в то время было огромной проблемой. Но на наше счастье так совпало, что почти монополист в этом мире, был одновременно председателем квартирного кооператива на Малой Грузинской. Он прокололся на этих квартирах и «поехал дежурить». Таким образом, поляна освободилась и мы из аутсайдеров, подбирающих крохи, моментально превратились в лидеров рынка.

И вот после убытия председателя и смены руководства, поле освободилось, но беда в том, что и мы с Аксеновым тогда разошлись по вопросам организации и тоже встали на рельсы конкуренции, которая длилась года три. Я тогда только женился, у меня родилась дочь, а затем и вторая. И многое я воспринимал слишком близко к сердцу. Причем я влюбился и женился на дочери бельгийского дипломата. Я не хотел уезжать на ПМЖ, хотел съездить на три месяца, на что имел законное право. Но по неизвестным природе причинам, меня отказывались выпускать. Я ходил в ОВИР как на работу и таскал туда какие-то мелкие подарки, настоящую взятку я боялся давать потому, что за это могли прикрутить. Мне отказывали и причины не назывались. Причем, когда я как-то раз пришел с пустыми руками, этот козел, который занимался оформлением, открытым текстом сказал: «Я тебе кто? кум, сват? Что ты с пустыми руками ходишь?» Кстати, про сватов. Мой тесть, герой сопротивления, у которого на глазах расстреляли семью за укрывательство евреев. Они с братом ушли в макИ, а когда пришли американцы, чуть ли не первым, в семнадцать лет, записался добровольцем в американскую армию. А отец матери жены попал в концлагерь, где ему охранник сломал ногу дубинкой, когда они с товарищами заслоняли своими спинами русских, которых они подкармливали в это время. Тесть был награжден чуть ли не всеми бельгийскими и каким-то американским орденом, был знаком с министром иностранных дел Бельгии. Когда у меня заболела теща, он попросил министра сделать запрос. И когда пришел запрос, иду к старому знакомому, которого оказывается вся выездная Москва знала, а тот просто был настоящей живой карикатурой из советского фельетона про бюрократов. Он меня встречает: «Сереженька! Что же тебя так давно не было?»… Сразу стал кумом и сватом. Мол да, да, знаю, знаю. По телефону: «Почему у нас Борисова не выпускают? И это всё?!» И мне: «Не волнуйся. Все будет нормально, приходи через столько-то.» Прихожу. А он – «Слушай, а у тебя теща-то выздоровела…» Блядь!..