– Ба, сосед, надо же! – вскричала она. – Хорошеньким делом ты занят! Стыд и срам – отнимать у людей сливочное масло и честное имя! У них же из-за тебя веса не хватит! Давай-ка, проваливай отсюда, да поскорее!
Когда маленький человечек в зелёном услышал эти слова, он так удивился, что чуть не выронил скребок. «Хм, тётушка Марджери! Выходит, вы меня видите?»
– Ещё бы мне тебя не видеть! И что ты делаешь, тоже вижу! Сказано же тебе – уходи отсюда, и чтобы духу твоего тут не было!
– Выходит, вы не потёрли глаза красной мазью?
– Один глаз – потёрла, второй – так оставила, – отвечала тётушка.
– А каким глазом вы меня видите? – спросил фейри.
– Вот этим, дружище, и очень хорошо вижу, чтобы ты знал. – И она ткнула пальцем в свой правый глаз.
Тут маленький человечек начал надувать щёки, надувал-надувал и надул так сильно, что они стали похожи на два крошечных коричневых яблока в тесте. Пу-ф-ф! – это он дунул, и в глазу у тётушки потемнело, словно он загасил свечу в полночь.
Никакой боли тётушка не почувствовала, но сколько бы она ни мигала, а мигала она без конца, зрения в том глазу, куда дунул маленький человечек, у неё не прибавилось, глаз оставался слепым, как камень за мельницей, где лудильщик Том целовал мельникову дочку.
Тётушка Марджери Твист никогда по этому глазу особенно не страдала, но я бы отдал два своих за один такой, как он.
В славном городе Тавистоке эту историю рассказывают по сей день, и если вы туда поедете, то сможете выслушать её сами.
Но я повторю ещё раз то, что уже говорил: если бы мы не болтали языком о том, что видим, нам было бы лучше.
Песенка о сплетницах
Жертва науки