Перец и соль, или Приправа для малышей

У Ганса Геклеманна везения не было. Люди то и дело говорят, что нет у них везения, но это значит, что у них есть невезение, и поэтому они огорчаются. У всех, кроме Ганса Геклеманна, было или везение, или невезение; более того, своё везение или невезение каждый носит с собой, кто-то – в записных книжках, кто-то – под шляпой; у некоторых оно – на кончиках пальцев, у некоторых – под языком (это я про юристов). Моё сейчас сидит верхом на кончике моей ручки с пером, но оно прозрачнее воздуха, вот я его и не вижу; а что это, везение или невезение – ну, всё зависит от вашего, читатели, взгляда на мою работу.

Жену Ганса Геклеманна звали Катериной. Однажды вечером, когда Ганс вернулся домой и принёс денег ровно на то, чтобы им купить хлеба, и ни на полфартинга больше, Катерина решила с ним поговорить.

– Ганс, – сказала она, – у тебя нет везения.

– Нет, – подтвердил Ганс. И это, как я уже написал, была чистая правда.

– И что ты собираешься с этим делать? – спросила Катерина.

– Ничего. А с какой стати? – спросил Ганс.

– Если ничего не делать, капусты в кастрюле не прибавится, – заметила Катерина.

– Но и меньше не станет, – возразил Ганс.

– Послушай, Ганс, – сказала Катерина, – сходи-ка ты к старухе-ведунье, которая живёт в лесу, и потолкуй с ней об этом; кто знает, вдруг она тебе скажет, куда твоё везение подевалось.

– А вдруг я найду его, и это будет невезение? – спросил Ганс.

– И всё-таки, надо бы на него посмотреть, – сказала Катерина. – Если то, что ты увидишь, тебе не понравится, ты сможешь его оставить там, где найдёшь.

– Нет, – возразил Ганс, – если уж человек такое находит, оно должно остаться при нём.

Но хотя Ганс и говорил жене всё это, сам-то он решил сделать, как жена сказала, то есть пойти к старухе-ведунье в лес и с ней потолковать. Да, он спорил с Катериной, но спорил только затем, чтобы доказать ей, что он знает много, а она – мало. После того, как он ясно показал ей, что совет она дала плохой, он решил этому совету последовать. Многие мужчины поступают так же, как Ганс Геклеманн.

И вот на следующее утро, пока воздух был особенно свеж и погода – приятна, Ганс Геклеманн отправился к коттеджу старой ведуньи. Живые изгороди были сплошь покрыты белыми цветами, будто их припорошило снегом; из покрытых свежей зеленью ветвей раздавался голос кукушки, и отовсюду выглядывали сияющие лица мелких цветочков. «Не сомневаюсь, – сказал себе Ганс, – если я и найду что-нибудь в такой прекрасный день, это будет везение, а не наоборот».

Так что он подошёл к красному коттеджу на опушке леса, где жила ведунья, мудрая женщина, которая знала очень много и ещё кое-что. Ганс долго шаркал башмаками о камни при входе, пока подошвы не стали совсем чистые, потом постучал в дверь.

– Войди, – сказала ведунья.

Она была старуха странного вида, страннее не придумаешь. Кончик крючковатого носа спускался у неё к самому подбородку, который задирался, чтобы встретиться с носом; лицо у неё посерело от старости, а волосы были белы, как снег. На плечах у неё был длинный красный плащ, а на спинке кресла сидел чёрный кот.

– Ну, Ганс, чего ты хочешь, сынок? – спросила старуха.

– Я хочу найти своё везение, матушка, – отвечал Ганс.

– А где ты его потерял, сынок?

– Этого я не знаю, матушка, – отвечал Ганс.

На это старуха-ведунья очень глубокомысленным тоном сказала: «Хм», а Ганс больше ничего не сказал.

Через некоторое время она заговорила снова.

– Еды у вас хватает?

– О да, – сказал Ганс.

– А питья тоже хватает?

– Воды – сколько угодно, молока хватает впритык, пива – нет вовсе, – отвечал Ганс.

– А одежды хватает, чтобы прикрыться?

– О да!

– И вы не мёрзнете зимой?

– О нет.

– Тогда тебе лучше оставить всё как есть, – сказала она. – То, что ты найдёшь, счастья тебе не прибавит.

– Но денег в кармане прибавить может, – сказал Ганс.

– А может и отнять то хорошее, что у тебя есть.

– Всё равно, везение это или невезение, я хочу его найти, – возразил Ганс. – Если оно попадётся мне в руки, я уж что-нибудь хорошее из него вытряхну.

– Сомневаюсь я в этом, – отвечала старуха.

Тем не менее, она увидела, что Ганс заупрямился, и чем больше его уговариваешь, тем сильнее он будет упираться. Поэтому она поднялась с кресла, громко кряхтя, так как от старости с трудом сгибала и разгибала руки и ноги, и, доковыляв до кладовки в нише, достала оттуда книгу. Потом стала водить пальцем по странице, второй, третьей, пока не нашла нужную. А когда нашла, сказала: