Перец и соль, или Приправа для малышей

– Сынок, ты потерял, что ищешь, три года назад, когда возвращался с ярмарки в Кнейтлингене. Ты сел на поваленный каменный крест на развилке дороги, и оно вывалилось у тебя из кармана вместе с серебряным шиллингом. Но это было твоё невезение, Ганс, поэтому святой крест, знак добра, его и не отпускает, всякая нечисть прилипает к кресту, как муха к маслу. И ещё скажу я тебе: когда злой дух вроде твоего прикасается к святому кресту, он становится видимым для всякого, кто захочет на него посмотреть. Так что отправляйся на эту развилку, и ты увидишь своё невезение, оно бегает по кресту взад-вперёд, но слезть с него не может. – С этими словами старуха захлопнула книгу. Потом встала с кресла и опять поплелась к нише. На этот раз она достала оттуда мешочек, сплетённый из шерсти чёрного козла. «Когда ты найдёшь своё невезение, сунь его в этот кошелёк, – сказала она, – из него-то никакой злой дух не выберется, если у тебя завязки хорошо затянуты. А теперь – ступай».

И вот Ганс сунул кошелёк в карман и отправился к поваленному каменному кресту на развилке дороги. Пришёл к нему и стал смотреть и туда и сюда, и так и эдак, но долгое время вообще ничего не видел. И вот наконец, когда он уже устал пялиться, он разглядел маленького чёрного жука, бегавшего по камню взад-вперёд. «Интересно, – сказал Ганс Геклеманн, – а вдруг это моё невезение и есть?»

И тут он ухватил жука двумя пальцами, но очень осторожно, потому что не знал, кусается тот или нет. Жук не отцеплялся от камня, словно был к нему приклеен, но наконец Гансу удалось его отодрать; и тут оказалось, что в руке он держит не жука, а гнома длиной с твой большой палец и чёрного, как чернила. Ганс Геклеманн так перепугался, что едва его не выронил, потому что гном лягался, визжал и жутко выпучивал свои уродливые красные глаза. Однако Ганс всё же запихал его в мешочек и затянул завязки, и драчун оказался внутри, целый и невредимый.

Вот так-то невезение Ганса Геклеманна и выглядело.

И теперь, засунув его в надёжное место, Ганс Геклеманн начал с ним торговаться. «Что ты для меня сделаешь, если я тебя выпущу?» – спросил Ганс.

– Ничего, и не собираюсь, – огрызнулся гном.

– Ну-ну, – сказал Ганс Геклеманн, – это мы ещё посмотрим.

Итак, Ганс отнёс своё невезение домой и бросил мешочек из шерсти чёрного козла в гадкий горшок, куда Катерина сваливала поскрёбыши: остатки жира со сковородок и ещё всякую всячину, чтобы при случае сварить из всего этого мыло.

Там он оставил чёрного гнома на ночь, а на следующий день снова задал тот же вопрос: «Что ты для меня сделаешь, если я тебя выпущу?»

– Ничего, и не собираюсь, – снова огрызнулся гном.

– Ну-ну, – сказал Ганс Геклеманн, – это мы ещё посмотрим. – И оставил своё невезение в том же горшке на следующие сутки. Такая музыка продолжалась неделю или больше: каждый день Ганс спрашивал, что гном ему сделает, если окажется на свободе, а гном отвечал, что ничего он делать не будет.

Но наконец гном сдался.

– Послушай, Ганс, – сказал он, – если ты выпустишь меня из этого гадкого места, я дам тебе тысячу талеров.

– Ну нет, – сказал Ганс. – Талеры это всего лишь талеры, как говорил мой почтенный батюшка. Они тают как снег, и ничего не остаётся взамен. Такого везения надолго не хватит.

– Я дам тебе две тысячи талеров, – сказал гном.

– Ну нет, – сказал Ганс. – Две тысячи талеров – это всего лишь два раза по тысяче талеров. Такого везения тоже надолго не хватит.

– Так что ты возьмёшь, чтобы меня отсюда выпустить, Ганс Геклеманн? – спросил его гном.

– Посмотри, – сказал Ганс, – вон там стоит мой старый плуг. Если ты сделаешь так, что в конце каждой борозды, которую я им вспашу, я буду находить золотой нобль, я тебя выпущу. Если нет – сварю тебя на мыло.[1]

– Договорено, – сказал гном.

– Договорено, – сказал Ганс.

Он развязал мешочек, и – ффухх! – его невезение вырвалось оттуда, как ветер, и – хоп! – скользнуло ему в карман брюк. «Ха-ха-ха! – засмеялось оно оттуда. – Скверную ты заключил сделку, Ганс Геклеманн».

– Ничего, – отвечал Ганс, – я доволен.

Как вы понимаете, Ганс Геклеманн недолго ждал, прежде чем попытать нового счастья со своим старым плугом. Он стрелой вылетел за дверь и одолжил у Фрица Фридлебурга его старую серую лошадь. Запряг её в плуг и проложил первую борозду. Когда довёл её до конца – хоп! – из неё выскочил золотой нобль, словно его щелчком выбросили из-под земли. Ганс поднял его и стал на него смотреть; и смотрел, и смотрел, и смотрел, словно ел его глазами. Потом ухватился за рукоять плуга, распахал ещё одну борозду и – хоп! – наверх выскочил ещё один золотой нобль, и Ганс подобрал его так же, как первый. И этим он занимался весь день: распахивал борозду за бороздой и подбирал золотые нобли, пока не набил все карманы так, что больше в них ничего не влезало. А когда стемнело настолько, что стало ничего не видно, и он уже не мог пахать, Ганс отвёл серую лошадь домой, к Фрицу Фридлебургу, а потом пошёл домой сам.