Читаем Переулок Мидак (ЛП) полностью

Когда он приглашал её к себе домой, она считала, что он живёт один, и потому очень поразилась, как же он мог привести её в дом, где было целое семейство, но последний его вопрос проигнорировала, продолжая смотреть на него спокойно, но с прежним вызовом. Он больше не повторял свой вопрос, а вместо этого подошёл к ней, так что мыски его ботинок коснулись её шлёпанцев, слегка наклонился к ней, затем протянул к ней руку и потянул к себе, после чего нежно привлёк, говоря:

— Давай же сядем на диван.

Она не сопротивлялась, поднялась и села с ним рядом на большой диван. В это мгновение её снедали одновременно тяга к этому мужчине, которого она любила, и чувство враждебности к тому, кто вёл себя так, будто в состоянии насмехаться над ней втихомолку. Мужчина неспеша подсел к ней ближе, пока не коснулся её, затем обнял её талию рукой. Она молча повиновалась ему, не зная, когда ей следует начать сопротивляться. Правой рукой он потянул её за подбородок и подставил её губы своим, торопясь, словно жаждущий, что хочет выпить из ручья. И вот их губы встретились, и долго-долго не разъединялись, будто объятые сном страсти. Он собрал всю свою силу и страсть и передал губам, дабы проникнуть туда, куда так хотел. Она же молчала, однако её бдительность расстроила колдовские чары, обжигавшие губы, и потому она сохраняла внимание и оставалась на страже. Почувствовала, как его рука оставила её талию и поднялась к плечу, скидывая с него накидку, и в этот момент сердце её отчаянно заколотилось. Она отдёрнула в сторону от него шею и нервным движением водрузила накидку на прежнее место, сухо промолвив:

— Нет…

Он с удивлением взглянул на нее и обнаружил, что она смотрит на него неподвижным взглядом, говорившем о надменности, упрямстве и вызове, и улыбнулся, притворившись непонимающим, но про себя отметил: «Как я и предполагал, она крепкий орешек, очень крепкий»… Затем тихо обратился к ней:

— Ну прости меня, дорогая моя, я забылся.

Она отвернулась от него, чтобы скрыть улыбку, появившуюся на губах от радости своей победы. Но улыбка эта быстро пропала, когда взгляд её случайно упал на его руки. Она сразу же поняла большую разницу между его прелестными руками и своими, грубыми, отчего устыдилась, и с обидой спросила:

— Зачем вы привели меня сюда?… Всё это так глупо!

Он с воодушевлением ответил:

— Это же самое прекрасное, что я делал в своей жизни!… Почему ты испытываешь неприязнь к моему дому?… Разве это не твой дом тоже?!

Сорвав с неё накидку, он посмотрел на её волосы, придвинул к ней голову и поцеловал со словами:

— О Аллах, до чего же красивые волосы у тебя!… Это самые красивые волосы, что я видел в жизни.

Эти слова были искренними, несмотря на запах керосина, забившего ему нос. Она была польщена, однако всё же спросила:

— До каких пор мы тут останемся?

— Пока не узнаем друг друга. У нас, без сомнения, есть много того, что следует сказать друг другу. Ты боишься?… Это невозможно!… Я же вижу, что ты ничего не боишься!

Её охватила такая радость, что даже захотелось поцеловать его, а безмятежность в груди нарушилась. Он же пристально поглядел ей в лицо и про себя отметил: «А, теперь-то я понял тебя, ты истинная львица!» Затем уже вслух дрожащим от эмоций голосом произнёс:

— Моё сердце остановило свой выбор на тебе, и оно не лжёт мне, ибо тех, кого соединила любовь, вовек не разлучит ничто. Ты принадлежишь мне, а я — тебе!

Он подвинул к ней лицо так, словно испрашивая разрешения, а она склонила к нему шею, и оба слились в глубоком поцелуе. Он почувствовал волшебный натиск её губ, давящих его губы, и прошептал ей на ухо:

— Любимая моя… любимая моя…

Хамида издала глубокий вздох, затем выпрямилась, чтобы перевести дух, а он с подчёркнутой деликатностью, чуть ли не шёпотом промолвил:

— Это твоё место, это твой дом. Нет, вот здесь, — тут он указал на свою грудь.

Она издала короткий смешок и сказала:

— Вижу, что ты напоминаешь, что мне уже пора домой.

На самом деле он черпал вдохновение из заранее разработанного плана, и словно не веря ей, спросил:

— Какой дом ты имеешь в виду?… Дом в переулке Мидак?… О, если бы ты прекратила вообще упоминать тот квартал! Что тебе нравится в том переулке?… Зачем ты туда возвращаешься?!

Девушка засмеялась и ответила:

— Как ты можешь меня о таком спрашивать?!… Разве тот дом не мой и не моей семьи?!

Он с презрением возразил:

— Тот дом не твой, а те люди — не твоя семья. Ты создана из другой глины, любимая. Просто кощунство, когда свежая живая плоть находится в могиле, наполненной гниющими костями. Ты разве не видела тех красоток, щеголяющих по улице в роскошных платьях?… Ты превосходишь их в красоте и очаровании, так почему не шествуешь гордо в изящных накидках и драгоценностях?… Аллах послал меня к тебе, чтобы я вернул твоей драгоценной сути украденное у неё право. И потому я говорю, что это твой дом, и хватит на том, всё.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза