Переулок Мидак (ЛП)

Она стояла и смотрела на него, не отрывая глаз, в замешательстве задаваясь вопросом, как такое вообще может быть?!… В груди её по-прежнему кипели возбуждение и ярость. Удивительным было другое: при том, что она сердилась на него и испытывала ярость, в ней не было презрения к нему и ни на миг она не переставала любить его! Она не забывала, даже в момент такого накала страстей, что вступила в единоборство с мужчиной, который учил её любви, и в глубине души признавала это. Под гнётом нервного перевозбуждения она резко поднялась и в бешеном негодовании заявила:

— Я не такая, как ты полагаешь…

Он громко вздохнул, напустив на себя грустный вид, хотя чувство уверенности в себе как у любого делового человека, ничуть не было подорвано, и тоном сожаления сказал:

— Я с трудом верю, что обманулся в тебе. О Боже!.. Неужели ты однажды станешь одной из невест Мидака?!… Беременность и роды, снова беременность и роды, кормление детей грудью на тротуаре, мухи, бисара[9] и бобы, увядание красоты и дряблое тело!… Ну уж нет, нет… Не желаю я верить в это.

Не сдержавшись, она закричала:

— Хватит!

И с этими словами она двинулась к двери. Он же быстро встал и догнал её, нежно сказав: «Не торопись», однако не стал преграждать ей путь и даже открыл дверь. Они вышли вместе. Сюда она пришла счастливая, без страха и робости, а уходила сломленная и потерянная. Они постояли перед входной дверью дома, пока мальчик-прислужник не вызвал им такси, и каждый уселся в него, открыв дверцу со своей стороны, и такси быстро повезло их вперёд.

Хамиду поглотили собственные мысли, она словно выпала из этого мира, пока он украдкой молча глядел на неё, найдя, что самым мудрым решением будет не нарушать эту тишину.

Так продолжался их путь, пока такси не доехало до середины улицы Муски, где шофёру было велено остановиться. От звука его голоса она очнулась и бросила взгляд наружу, затем немного отодвинулась, готовясь выйти, и он положил руку на ручку двери, чтобы открыть ей её. Слегка помедлив, он нагнулся к ней и поцеловал её плечо со словами:

— Я буду ждать тебя завтра…

Она отодвинулась от двери, кратко и резко произнеся:

— Нет…

Открывая рукой дверь, он сказал:

— Я буду ждать тебя, любимая… И ты вернёшься ко мне…

Когда она уже выходила из такси, он сказал:

— Не забудь, завтра мы начнём прекрасную новую жизнь… Я люблю тебя…. Люблю больше, чем саму жизнь.

Он глядел на неё, пока она в спешке удалялась из виду, а на губах его показалась насмешливая улыбка. Он сказал себе: «Прекрасна, вне всякого сомнения, и едва ли моя интуиция подводит меня, ибо у неё врождённый талант… Она шлюха по природе… И будет редкостной в своём роде».

24

Мать спросила её:

— Почему ты опоздала?

Она равнодушно ответила:

— Зайнаб пригласила меня к себе домой, и я отправилась вместе с ней.

Затем мать сообщила ей радостную новость о том, что вскоре обе будут присутствовать на свадьбе госпожи Сании Афифи, и что госпожа подарит ей платье, в котором Хамида пойдёт на свадебную церемонию. Хамида притворилась, что обрадовалась этому, и присела, битый час слушая болтовню матери, затем обе поужинали и пошли в спальню. Хамида спала на старом диване, тогда как её мать стелила на пол матрас, на котором и располагалась.

Едва прошло несколько минут, как мать Хамиды погрузилась в глубокий сон, и комната наполнилась храпом. Хамида же таращила глаза на закрытое окно, через ставни которых сочился свет из кафе. Она повторяла в памяти все события этого необычного дня, не упуская ни слова, ни действия, ни неподвижности, снова переживая этот день в своих фантазиях. Она вспомнила, в какие смелые авантюры пускалась: даже разум почти отказывался верить в это, и несмотря на нынешнюю тревогу, испытала радость без всякого страха. То была радость триумфа, гордости и безумия, которое таилось в её инстинктах. В то же время она не забыла, как сказала о том человеке: «О, если бы я не видела его вообще!» Но то были слова языка, не находившие отклика в сердце. По правде говоря, она узнала о себе за тот день столько, сколько не могла узнать за всю свою жизнь, словно этот мужчина встретился на её пути, чтобы выявить то, что спрятано внутри неё и предъявить воочию, как в гладко отполированном зеркале. Хамида сказала себе: «Нет», расставаясь с ним, а возможно, у неё и не было другого варианта. Но что же на самом деле означало это «нет»?… Разве не то, что она должна сидеть дома и дожидаться возвращения Аббаса Аль-Хулва?!.. О Боже! В её душе больше не было места для Аббаса. След его был стёрт, а эхо его голоса рассеялось. На самом деле, Аббас мог предложить ей только несчастный брак, последующую беременность, рождение детей и кормление грудью на тротуаре среди мух, и прочее, и прочее в этой отвратительной и ненавистной картине. Да, у неё не было симпатий к материнству, что били бы в ней ключом как у девушек-сверстниц, а женщины в переулке не возводили на неё напраслину, обвиняя в грубости и ненормальности. Что же тогда ей оставалось делать?!…