Командир второго отделения молчал. Крастер в очередной раз выглянул наружу и тут же спрятал голову, близкий разрыв в плывущей над позицией пыли оставил о себе воспоминание ощутимым щелчком осколка по шлему.
– Пять-два, Два-два молчит, проследи за эвакуацией раненых.
– Понял вас, Мародер-два.
В принципе, возможно, следовало отходить, не дожидаясь прекращения огня минометов, но простреливаемая пулеметами позиция плюс очень вероятный переход красных минометчиков на беглый огонь обещали огромные при этом потери. Что благодаря бронежилетам и каскам – ранеными, не утешало. Жить этим раненым было ровно столько времени, сколько красным ротам требовалось, чтобы подняться на гребень перевала. А между тем, несмотря на грамотную реализацию красными своих преимуществ, бой по-прежнему проигран не был. Шансы его выиграть стремительно таяли, однако пока что имелись. Впрочем, даже не будь их вовсе, сдаваться в плен Крастер не собирался. О северокорейских лагерях военнопленных он знал гораздо больше, чем бы ему хотелось. Как, впрочем, и про судьбу тех довольно многочисленных пленных, пребывавших в руках коммунистов после высадки Инчхонского десанта и превращения центральной Кореи в огромный для них котел.
Осознание, что минометный огонь наконец прекратился, на фоне находящихся в двухстах-трехстах метрах корейцев пришло с некоторым опозданием, и мысленно обматеривший себя Крастер заорал по радиостанции:
– Один-два, Два-два, отходите! Раненых не бросать! Третье отделение, беглый огонь! Патронов не жалеть!
– Есть, сэр!
Крастер повернул голову к сидящему в соседнем с ним окопе Соренсену:
– Соренсен, готовься принимать раненых!
– Есть, сэр!
Безусловно, альтернативой отходу было принять атаку сидя в окопах, однако коли красных огонь с короткой дистанции не остановил бы, морских пехотинцев в них бы и похоронили. Как успел убедиться Крастер, артиллерийско-миномётный огонь противника был достаточно эффективен. Это значило, что в организованной взводом огневой системе появились бреши, в которые, в точности как у накатывающихся на берег волн, просто неизбежно должны были просочиться языки волн людских, захлестнув собой уцелевших обороняющихся. В роще по крайней мере у некоторых морпехов были шансы выжить.
Впереди показались первые фигуры покидающих окопы морских пехотинцев. Ланс-капрал Питерсон, второй номер у Фостера, заглянул в окоп командира своей огневой группы и отрицательно махнул приятелю рукой. В следующее же мгновение его ловкая фигура попала под трассеры пулемётной очереди. Сорванный попаданиями пуль шлем отлетел в сторону, а обмякшая фигура морпеха мокрым тряпьем рухнула в окоп, в который парень только что заглядывал. Истошно от этого заоравший Фостер высадил в наступающих остатки магазина одной непрерывной очередью. Пока он стрелял, осколочный снаряд противотанкового орудия попал бегущему Хорни под ноги, отбросив безногое тело взрывом в сторону. Ещё пару оставшихся на земле неподвижных тел Крастер опознать не сумел.
Несмотря на то что ситуация была крайне неприятной, бронежилеты ещё могли обещать, что отход возможен, причем даже с приемлемыми потерями.
В принципе, возможно, так бы и случилось, если бы на отроге высоты 403, не так уж и далеко от места, где до начала атаки О’Нил отстреливал маячивших северокорейцев, не появилось два легких пулемета. Затащенные красными на гору пулеметы заняли позицию примерно на четырехстах метрах и проявили себя как раз к тому моменту, когда появилась возможность косить отходящие отделения облическим огнем с фланга.
Шести тяжёлых и двух лёгких пулеметов, из которых два работали с господствующей высоты, а также двух продолжавших вести меткий огонь противотанковых орудий для взвода уже оказалось слишком много.
Соренсен погиб, вытаскивая вглубь рощи раненого при перебежке Чоя. Оба попали под одну пулеметную очередь. На шлеме и бронежилете санитара мелькнули вспышки бронебойно-зажигательных или пристрелочных пуль, и так и не отпустивший товарища Соренсен завалился на его обмякшее тело.
– Взвод, отходим вглубь рощи!
Бой был проигран, но Крастер не собирался поднимать руки – противник бы этого не оценил. Впрочем, сделать он больше ничего не успел. Если первую пулемётную пулю, с вспышкой и хлопком щелкнувшую по нагрудной пластине бронежилета, он по скачку адреналина практически не заметил, то вторая попала ему в колено, разнеся его вдребезги.
Времени перед появлением на опушке коммунистов как раз хватило, чтобы вколоть противошоковое, немного освоиться с болью и добраться до отлетевшего в сторону карабина.
Последней мыслью Крастера перед его очередной смертью стала: «Хоть кого-то с собой сумел захватить». В отличие от своего второго номера, северокореец, вооруженный таким знакомым японским ручным пулеметом, достаточной прыти, чтобы увернуться от очереди укрывшегося за древесным стволом недобитка, не проявил. А потом Крастера зажали огнем пистолетов-пулеметов и в очередной раз забросали гранатами.
Вспышка!