Как и обещал Ороз, жизнь сложилась у них безбедная. Словно ставшая почти незаметной рана, сгладилась, забылась отметина прошлого и на сердце Зуракан. По пятницам, прифранченные, в костюмах и хорошенько умывшись, причесавшись, они отправлялись вдвоем на базар. Ороз перебросится веселой шуткой с одетыми, как настоящие байбачи, джигитами, вполголоса перемолвится с ними о чем-то для Зуракан непонятном. Потом в харчевне берут по десятку сочных мант, бутылку-другую синеголовой и долго прохлаждаются. Наконец Ороз говорит: «Байбиче, ступай-ка, приготовь чего-нибудь повкусней!» А сам направляется к своим шумным дружкам.
С базарными закупками Зуракан возвращается домой, в свою крохотную комнатенку. Они поселились с Орозом в большом дворе, полном людей и всякого скота. Это был один из старых мрачных дворов, огороженных высокими глинобитными стенами и облепленных низкими мазанками с плоскими крышами и узкими окошками. Стоит закрыть изнутри низкие ворота и калитку, как он превращается в обособленный глухой мир. Каждый, кто пришел по делу, прежде постучится в ворота, позовет того, к кому явился, громко переговорит через ворота и уйдет, так и не заходя во двор.
Случается, что Ороз входит во двор, не постучавшись предварительно в ворота. Мгновенно все женщины, находящиеся во дворе с открытым лицом, скрываются кто куда. А старая хозяйка взвизгивает, кокетливо двигая бровями:
— Ой, чтоб тебе голову оторвало, Ороз! Как ты смеешь заходить во двор, не подав голоса, когда тут женщины с открытым лицом?
Вначале это казалось Зуракан странным. Постепенно она привыкла к повадкам живущих в ичкери женщин. И сама могла соблазниться, когда во дворе появлялись чужие мужчины, кокетливо взвизгнуть: «Ой-ай… чтоб тебя убило! Ты что заморгал своими буркалами!»
Проскучав весь день у себя в комнатенке, потешая Ороза, Зуракан любила передразнивать дворовых женщин. Она дергала бровями, вытягивая шею и надрываясь не своим юлосом на их манер:
— Ну, табариш Ороз скажи, твоя жена может стать артис? Может, да? — сквозь смех спросит Зуракан.
Ороз до слез смеялся, катаясь по шырдаку:
— Ну, Зукеш-жан, представь еще раз байбиче нашего друга. Допустим, я киргиз, приехал из аила. Вошел во двор, а в ворота не постучался. Вот я кашлянул раз, ну, пожалуйста, представь еще раз байбиче…
Зуракан повторно изображала хозяйку, кокетливо вздергивая бровями. Ороз хватался за живот.
— Будь ты неладна! Точь-в-точь она! — восхищался он. Потом, посерьезнев, вдруг говорил. — Эй, жена! Скажи, может, у тебя самой не все как надо? Может, ты ловко пускаешь мне пыль в глаза? Получаешь подарки от торгашей, а?
Зуракан, увлеченная затеянной шуткой, игриво отвечает:
— Э, негодник этакий! Ты же не докладываешь мне, где пропадаешь дни и ночи подряд со своими мирзами в куньих тебетеях? Я тоже не сижу просто так, когда остаюсь одна, с четырех сторон подпертая серыми стенами. — Зуракан склонилась к мужу, словно собираясь сказать что-то серьезное. — Знаешь соседа, что живет напротив, того дунганина, который чесноком торгует? Эх, какой же у него сын! До чего смазлив парень!.. Я иногда подморгну ему глазами… А он, милый, приходит ко мне, когда никого во дворе не остается…
Ороз настораживается:
— Ты это всерьез? Такими вещами не шутят, будь ты неладна. — Он выжидательно смотрит — то ли верить, то ли нет.
— Не хмурься, мой дорогой. Уже три года, как я заперта в этих глухих стенах. Кроме голубого неба, ничего не вижу. Верно, мы живем самостоятельно. Не батрачим. И ты приходишь с полной пазухой денег. Неизвестно, чем торгуешь. Но мне это совсем не нравится. Мои отцы и деды ненавидели торговлю. Торгаш всегда изворачивается, кого-то обманывает, чтоб из копейки сделать две…
Зуракан умолкла. «Что еще она скажет, черт бы ее побрал?» — насупленно думал Ороз.
— Силы хватит у нас обоих! Мы горы свернем сообща. В городе нечего делать. Я тебе давно говорю: давай поедем в аил, будем хлеб сеять, разводить скот да жить, как все люди. А ты все оглядываешься то на одно, то на другое. Скажу честно: деньги, которые ты добываешь неведомыми путями, застревают у меня в горле. А ты еще сомневаешься во мне, как бы я не моргнула кому глазом… Хочешь сохранить меня чистой? Едем в аил. Земля не губит напрасно труды человека: возвращает с лихвой. Если ты не согласишься, то я, наверное, совсем изведусь среди этих глиняных сартовских стен. Бурлят во мне силы. А девать их некуда. Скучно мне! Скучно! Оставшись одна, я запеваю песню. Жена твоего дружка подбегает: «Ой, Зуракан, что с тобой?» И она откровенно говорит о таких проделках женщин, что ни одному мужчине невдомек. Иногда хочется сделать так, как они.
— Что это значит: «Хочется сделать так, как они?»
— Женщина взаперти очень быстро портится. Знаешь, что делают женщины, когда томятся от скуки? Если хочешь, расскажу.
— Ладно, расскажи…
— К ним приходят любовники в парандже. А мужьям своим они говорят: «Ой, не заходи, хозяин! Тут у меня гостья». Муж остается во дворе, ставит самовар и, когда он вскипает, передает его в ичкери. А любовники, наверное, не теряют времени…