Перевал в середине пути. Как преодолеть кризис среднего возраста

Непроизвольный характер «сверки» просто поразителен. Противостоять ей можно, только осознанно отмечая внутренний дискомфорт, вызванный принятым решением или конфликтом.

Когда человек может остановиться и спросить себя: «Кто я есть в этот момент? Что я чувствую, чего хочу?» – он уже не подчиняется бессознательному паттерну, но пребывает в настоящем. Скрытая сущность «сверки» заключается в том, что человек живет в прошлом. Я был знаком с мужчиной, который прежде, чем признаться в чем-то личном или сказать что-то о ком-то другом, всегда оглядывался через плечо, даже во время индивидуального сеанса у психотерапевта. Эту привычку он называл «немецким взглядом». Его детство пришлось на нацистское правление, и, подобно его современникам, он привык оборачиваться, говоря о личном или выражая возможное несогласие с правящим режимом. По прошествии пятидесяти лет, за четыре тысячи миль от места, где прошло его отрочество, его тело и психика еще помнили все и «сверялись». Так и мы подсознательно сверяемся с авторитетами из нашего прошлого.

Религиозный диктат играет огромную роль для многих людей, которые инфантилизированы отсутствием возможности выражать свои чувства, не испытывая при этом чувства вины. Я видел, как авторитарное духовенство бессознательно приносит больше вреда, нежели пользы. Чувство вины и угроза исключения из сообщества служат мощными факторами, сдерживающими личностное развитие индивида. (Не случайно в древности изгнание считалось самым страшным наказанием для человека. Ортодоксальные евреи читают Кадиш, молясь о мертвых как о тех, кто покинул сообщество; амиши «отворачиваются» от тех, кто не соблюдает их правила.) Исключение из сообщества – страшная угроза, исходящая от власти. Ни один ребенок не в состоянии вынести лишение родительского одобрения и защиты, поэтому подсознательно учится сдерживать свои естественные побуждения. Защита от страха перед отчуждением называется виной. Угроза потери дома, потери родителя настолько пугает, что все мы в той или иной степени продолжаем «сверяться». «Немецкий взгляд» типичен для всех нас, независимо от того, задействовано тело или нет.

Не умея жить в настоящем как самодостаточная личность, мы остаемся узниками прошлого, оторванными от своей истинной сущности и взрослости. Осознание неаутентичности своей личности сперва деморализует, зато потом приносит освобождение. Как унизительно признаться во внутренней зависимости от внешнего авторитета, спроецированной на супруга или супругу, начальника, церковь или государство. Как страшно порой, даже сегодня, выбирать собственный путь. Как недавно сказал один мой клиент: «Мне говорили, что уделять себе внимание – значит быть эгоистом. Даже сегодня я испытываю чувство вины, когда руководствуюсь своими потребностями или использую местоимение “я”».

Очевидный аспект работы с родительскими комплексами и борьбы за собственный авторитет – объем идентичности, который передается детям. Многие родители проецируют на детей свою непрожитую жизнь. На предыдущих страницах уже упоминался классический пример матери, которая всеми силами пытается протолкнуть ребенка на сцену, и отца, который старается заставить ребенка заниматься спортом. Мать Сильвии Плат даже предприняла попытку управлять карьерой дочери уже после самоубийства поэтессы. От такого родителя ребенок обычно получает путаные и противоречивые послания: «Добейся успеха – и ты доставишь мне радость, но не будь настолько успешным, чтобы забыть обо мне». Вследствие этого ребенок привыкает к тому, что родитель любит его на определенных условиях. Обычно родитель сильнее всего идентифицирует себя с ребенком одного с собой пола, хотя нередки случаи, когда он может бессознательно проживать свою аниму или свой анимус посредством ребенка противоположного пола. Как подробно описано в книге Гейл Гудвин «Дочь отцовской меланхолии», многие мальчики тащат на себе бремя материнских амбиций; многие девочки вынуждены воплощать отцовскую аниму. Чрезмерность подобных проекций выливается в сексуальное насилие, при котором анима или анимус родителя функционирует на уровне ребенка.

Между заботой и вниманием и проживанием собственной жизни через ребенка очень тонкая грань. Опять-таки, как отмечал Юнг, непрожитая жизнь родителя – самое тяжкое бремя, ложащееся на плечи ребенка. Когда собственную жизнь родителя тормозит, скажем, тревожность, его чаду будет трудно преодолевать жизненные препятствия, вследствие чего он может даже застрять в бессознательной приверженности родительскому уровню развития. Но родитель, живущий собственной жизнью, не испытывает бессознательной ревности, не проецирует на ребенка свои ожидания и ограничения. Чем больше развита индивидуальность родителя, тем свободнее может быть ребенок. Э.Э. Каммингс описывает подобные отношения так: