Перевёрнутый мир

Я думаю, last but not least (англ.: последнее по счету, но не по важности) — помочь им преодолеть в себе “блатного”. Отсечь все щупальца этого спрута и все пути возвращения туда. Пусть про-зреют и взглянут на тот мир глазами Шаламова. На тот поистине безумный, извращенный и во всех смыслах преступный мир.

2. История болезни. Как воспринимают этот мир — мир лагеря — люди, случайно туда попавшие, не “блатные”, не “урки”, покажу на одном примере. Причем отобран для этого примера отнюдь не неженка, не ангел и не интеллигент.

С очередной партией осужденных к нам в лагерь поступил симпатичный паренек — стройный, сильный, с гордой посадкой головы и горящими, угольно-черными глазами. Оказалось, солдат, осужден за несколько дней до увольнения. Так что из “дедов”. Позже я видел у него “фотки”, на которых он и его приятели запечатлели свои армейские подвиги — чего только они не вытворяли над несчастными “молодыми”! Вот пара “молодых” уткнулась носом в землю, а их поднятые и обтянутые хэбэ задки “деды”, выставив колено вперед, попирают сапогами. В одном из “дедов” узнается хозяин “фоток”, бровь надменно поднята. Эта сцена, конечно, лишь самое невинное из их “дедовских” проделок.

Странно и то, что “деды”, пройдя сквозь все тяготы “молодых” и “салабонов”, не испытывают к ним ни малейшего сочувствия, что они глухи и слепы к чувствам новобранцев — ведь только недавно сами были такими!..

В “дедовщине” многое изумляет. Проходившие воинскую службу до войны, да и вскоре после войны, чего-либо подобного не упомнят. Почему же эта скверна появилась потом? Странно, что неоднократные приказы изжить ее малоэффективны: только уладят ЧП в одном месте — глядь — прорывается из другого, рядом…

И Володя в армии, будучи уже “дедом”, вел весьма привольную жизнь. Измывательства над “молодыми” чередовались с пьянками. Одна из пьянок сопровождалась угоном автомашины комбата и трехдневной гулянкой по окрестностям.

Трибунал: всем дисбат, а Володьке как зачинщику — год лагеря.

Вот где отлились кошке мышкины слезки. Заправилы воровской братии обратили внимание на смазливого паренька и решили заделать его “женой”. Запутать его в воровских “маклях” (плутнях) было раз плюнуть, и вот он уже в долгу, и надо платить, а отдавать нечем и бежать некуда. Моим правилом было, как я уже говорил, протягивать руку случайно оступившимся, и я помог ему выпутаться из скверной истории. Впоследствии он даже пробился в “черную масть”.

Но и дальше было ему трудно и тоскливо в этом жестоком и кровавом перевернутом мире. Тут-то он мог вспомнить тех, над кем сам измывался. Так сказать, покаяться в грехах.

Помощь мою он запомнил, пригодились и советы, которые я ему давал. А мне показалось, что он задумался над уроками жизни, многое осмыслил. Уходя из лагеря, я дал ему свой адрес и сказал на прощание: “На воле тебя теперь ждет много трудностей: на тебе клеймо. Если будет очень туго, напиши. Может, сумею и там помочь”.

Через два года я получил письмо, которое повергло меня в ужас. Вовка рассказывал о себе. О новых уроках в школе жизни.

Из лагеря он вышел через несколько месяцев после меня по амнистии. В родную деревню не поехал: там жизнь кончалась, оставались одни старухи. Никаких перспектив. А был Володя до армии классным слесарем, поэтому его взяли на прежнее место работы непрописанного. Правда, по закону уж коли взяли на работу, то обязаны были и прописать. Можно было наказать, оштрафовать администрацию, но в прописке отказать уже нельзя было. Но Вовка этого не знал.

Пришел к нему участковый, дал предупреждение под расписку и несколько дней на сборы. Не подействовало. Пришел вторично — снова предупреждение. Пригрозил: в третий раз застану — загремишь опять в лагерь. Володя заскучал. Очень ясно представил себе все, что его ждет там: серую грозную толпу, “беспредел”, кровь, унылую “пахоту” — и содрогнулся. Когда через пару дней, выглянув из окна общежития, с четвертого этажа, увидел на асфальте милиционера, сворачивающего к зданию, глаза затмило. Бросился к столу, хлопнул полстакана водки для храбрости и вскочил на подоконник. В эту секунду запечатлел внизу асфальт и маленькую-маленькую скамейку и фигурку милиционера, входящего в подъезд. Прыгнул солдатиком, сознание отключилось еще в полете. Как приземлился, не запомнилось.