Перевёрнутая чаша. Рассказы

Роман картинно поднял стакан.

– В конце концов, есть некоторая предопределённость в нашей встрече. Скажу по секрету, роль Перетты практически вакантна. А вдруг это и есть вы, то есть – ты!

– Что ж! Давайте «на брудершафт» и за удачную постановку спектакля!

– Как трогательно! Ах! И зарыдали оба! Пушкин, между прочим… Что-то там рифмующееся с «гроба», – вдруг трагическим голосом закончил он.

– Забавно, забавно.

– Забавней и забавней. Лилечка… Кстати, имя у тебя очень древнее. Если верить евреям, то именно Лилит была первым человеком, а вовсе не Адам. Пожалуй, она была большей искусительницей, чем змей. Тебе не говорили об этом? – взгляд его изменился.

Глаза стали не серыми, а жёлто-зелёными. Дерзкий, пристальный, изучающий, откровенно-сексуальный взгляд…

– Барышня смутилась… Солдат ребенка не обидит! Простите великодушно старого паяца. Это во мне заговорила пра-пра-пра какая-то бабушка, шалунья и флиртоманка. Так на чем мы остановились… Предлагаю тебе попробоваться на эту роль!

– Так сразу?

– Сразу… Я понял сразу!

Уж слишком запальчиво он произносил это, и Лиля не могла отвязаться от ощущения, что участвует в каком-то моноспектакле – только в качестве зрителя. Причем по сценарию у нее роль статистки, но любые её реплики абсолютно не влияют на основную линию сюжета.

– Или ты не хочешь?! – вскрикнул Роман низким и устрашающим голосом.

Лучший выход – подыграть ему, подумалось ей, галопом в голове понеслись девические страшилки о маньяках и убийцах.

– Я… просто мечтаю попробовать! Ведь до сих пор у меня были только детские роли… Мальвина, дрессирующая Артемона…

– Вот! Вот! Я знал! Мальвина-Коломбина-Перетта! Жеманная девочка – девушка – женщина, пытающаяся властвовать и попадающаяся на крюкок собственного изворотливого ума.

– Позволь не согласиться, ум у Мальвины не так изворотлив, она просто очень капризная девочка, из каприза сделавшая себе мантию непревзойденности и величия! (Господи, что я несу, совершеннейший бред, глаза у него безумные, он даже не улыбается, это точно маньяк).

Лиля опасливо поглядывала на дверь, пытаясь оценить шансы на спасение.

– Ну вот! Совсем напугал барышню. Сейчас, наверное, мысли проносятся в голове, как пули у виска, что я маньяк и убийца?

Лиля молчала.

– Молчишь?! Нехорошее думаешь?! Ну-ну. Ладно, я пойду покурю, да не трусь ты так, расслабься. Никакой я не маньяк. Я просто мудр от безумия и безумен от мудрости. Цитата.

Роман накинул ветровку и вышел. Поезд приходит очень рано, и нужно успеть выспаться. Если они продолжат в том же духе, то завтра она будет словно вареная курица, а нужно, не засыпая, подождать, когда заработает метро и ринуться в сторону Гражданки.

Там полу-глухая тетка, седьмая вода на киселе, дальняя родственница, должна приютить её на некоторое время. Прослушивание предварительное, еще неизвестно, кто на нем будет сидеть… Мысли о предстоящей беготне вихрем проносились в Лилиной голове. Терять Романа в Питере не хотелось, если он говорит правду, пусть и не получит она эту роль (что было бы слишком фантастичным), хоть какая-то зацепка будет. Люди из провинции отличаются крепким умом и сообразительностью, а также цепкостью и прилипчивостью, почему-то подумалось ей. В принципе, Роман ей понравился, было в его пока тёмной фигуре что-то властное, что в её понимании ассоциировалось с внутренней силой.

За окном проносились бесконечно унылые ельники, Роман не появлялся. Лиля уже забралась под одеяло и бесцельно изучала сухую геометрию пространства купе. Она не заметила, как медленно погрузилась в сон.

… Кто-то ласково тормошил её за плечо.

– Просыпайтесь, барышня, вас ждут великие дела.

Лицо Романа было очень близко, в полумраке наступающего утра глаза поблескивали. Лиля села, встряхнулась, плохо соображая, где находится.

– Вот тебе мои координаты в Питере. Это на Лиговке, старые дома-колодцы. Сначала позвони, договоримся. А сейчас умываться, собираться, иначе так и выйдешь в столице, не отмывшись от провинциальной грязи. У тебя вид невыспавшегося воробышка.

В голосе его прозвучали оттенки нежности. За ночь в купе так никто и не подсел, потому она и спала как убитая. В свете наступающего утра на лбу Романа обозначились глубокие морщины.

– Вот и пора нам расставаться… Простите шута. Он зол не от мудрости, весел не от печали. Его не прельщает лунный трон, он не хочет невозможного, как цезарь, он просто устал от жизни, и все его антрепризы лишь жалкая попытка высечь искру смеха или добиться дрожания слезы на усталой щеке. Я молод телом, но, увы, очень стар душой. Все так не мило!

На его лице отразилась гримаса неизбывного страдания.

– Что с тобой? – Лиля подошла к нему ближе и присела на край полки. – Ты так печален.