Перевёрнутая чаша. Рассказы

– Это странный вечер, я, когда шла, все время сочиняла стихи. К сожалению, не помню ни одной строчки. Ты придумываешь мне сюжет?

– Может, еще не вечер для сюжета? – спросил он, снимая с нее свитер.

– Я хотела тебе сопротивляться.

– Почему же? – звук расстегиваемой молнии на юбке.

– Ты мне ничего не говоришь, и вообще… Моя любовь нечто более высокое.

– Мне ли тебе рассказывать, куда все слова уходят у писателя. Да и нужны ли слова?

– Разве не нужны?

– Иногда слова – лишний атрибут в общении.

– В сексе, ты имеешь в виду?

– А разве секс не общение?

… Лана лежала с открытыми глазами и не могла заснуть.

– Ты спишь? – словно блики луны, сверкнули белки его глаз в темноте, чуть обозначились зубы, что-то звериное почудилось Лане на секунду, – Я включу Блонкера.

– Он и так играл весь вечер, хорошо, включай, все равно не спим.

– Это особенная ночь.

– Полнолуние сегодня, светло. И я совсем протрезвела, – она нащупала его руку в темноте, они лежали лицом друг другу, вглядываясь в выхватываемые луной очертания.

Ей хотелось спросить его, хорошо ли ему было. Но она не могла. И задавала себе вопрос, хорошо ли было ей? Макс был не самым безумным любовником в ее жизни. Мало ли было ночей, которые осели в памяти забытыми рисунками на песке? Имена уже не имеют значения. Да и ощущения тускнеют позеленевшими медяками. И только то, для чего нет определений – химерное, растворяющееся в воздухе счастье.

Ночь для нее была наполнена неоднозначными символами. Ее завораживала неспешная магия касаний и совсем не страстные диалоги. Но это не главное, твердила она себе, как будто пытаясь убедить себя, что она получила нечто большее, чем просто секс. Когда-то она увлекалась рейки, и когда ей открывали так называемый канал, она почувствовала, как вся вселенная вливается в нее. Сегодня она почувствовала примерно то же самое, только это была не вселенная, а неведомая сила, которая поможет ей взлететь. Она это чувствовала при каждом прикосновении Макса.

Ей хотелось, чтобы он закричал, задохнулся от бешеного темпа, но его лицо и в темноте оставалось недвижимой маской. По-прежнему горячая волна нежности сплеталась с холодной струей отчуждения и тревожности.

То ли вечер, переходящий в ночь, то ли ночь, переходящая в утро. Лана вспомнила, что вечером он показывал ей свои фотографии.

– Подари мне свою фотографию с автографом, буду внукам показывать.

– Пожалуйста, жалко мне, что ли.

– Наверное, мне пора уходить?

Так хочется спросить, а когда мы увидимся, но нет, нельзя задавать провокационных вопросов. Но у нее есть его фотография, глядя на нее, она будет иметь возможность тайно вздыхать, как пушкинская Татьяна. Или целый легион литературных девушек, Лиз, Наташ и прочих, девушек девятнадцатого века с чистыми душами и телами… Прощальный жест Макса.

– Я не люблю формальностей.

А ее душа готова была рыдать от его холодности. Как будто кристаллы льда снова начали превращаться в молекулы стекла. Отчаянье, тоска, надо что-то делать, а что же тут сделаешь-то, с ужасом она понимала, что ее чувство просто использовали, что она попала в ловушку, непонятные сети, что с ней просто играли, но для чего? Как ей понять его душу? В голове уже рисовались невероятные приключения, и он был в этих картинах главным героем.

Да, да, нужно написать о нем, исследовать его, разложить на составляющие, препарировать как лягушку. Как средневековый анатом, пытающийся найти, где у человека душа. Странно, у нее было ощущение, что она способна написать такое, чего ей не удавалось раньше. Дома она взглянула на фотографию и поняла, что его надменный взгляд как бы одобрял ею задуманное.

Как завороженная, часами стала она сидеть за компьютером. Но что-то все время ускользало от ее пытливого взгляда. Каждое утро она вглядывалась в знакомые черты и замечала, что фотография иногда хмурится, иногда смотрит с безразличием, а иногда ласкает. Она ему не звонила, пыталась забыть, и не могла. Им нужно переболеть, будет легче, как заклинание, повторяла она эти слова, придумывая новые приключения своего героя. А фразы оставались, словно прошлогодний мармелад – ни аромата, ни мягкости.

Как-то поутру она отправила Диану в школу. Что-то побудило заглянуть ее в ванную комнату, и тут на нее налетело что-то черное. Она быстро закрыла дверь и стояла минуту в задумчивости. Что это могло быть? Страх короткой молнией сверкнул в голове. Но все-таки надо выяснить, что это. Лана снова открыла дверь и увидела синицу, сидящую на полочке.

Синица? Как она могла попасть в квартиру, все окна закрыты, не могла же она возникнуть из воздуха. Лана стала выгонять ее в комнату, что удалось ей с большим трудом.

Еще минут пятнадцать гоняла она ее по квартире, синица отчаянно цеплялась за шторы, перелетала с одного шкафа на другой. Ее взгляд впивался в нее как во врага. Наконец, она выпорхнула в распахнутую дверь, и Лана осталась одна.

Со шкафа медленно, как перышко, слетела фотография Макса. Макс…