Разве я (это тоже, наверное, сны)
Ликовала, смеялась — кто в это поверит?
А потом окуналась в прохладу волны,
В мой Кинерет сияющий... О, мой Кинерет!
Снова...
* * *
Снова весны благодатная сила —
Сердце мое для надежд пробудила.
Праздник цветения, радость без меры…
Только забор, равнодушный и серый,
В землю уставился — тупо, покорно…
Блещут цветы красотою узорной.
Пышная ветка к ним хочет склониться.
Я, и деревья, и звери, и птицы, —
Все до поры дотянули блаженной…
Будь же, земля моя, благословенна!
ЦВЕТЫ "БЫТЬ МОЖЕТ"
Прекрасны клумбы у меня в саду.
и выросли на них цветы "Быть может".
К садовничьему пристрастясь труду,
как я растила их! Как лезла я из кожи!
Я выставила стражу у ворот
и на ее рассчитывала верность.
Цветы хранила я от всех невзгод,
боясь, что в сад проникнет Достоверность.
Но та пробилась через семь оград,
и сразу приговор ужесточила,
и превратила в кладбище мой сад
и мой цветник — в могилы превратила.
ЕСЛИ ГОСПОДНЯ ВОЛЯ...
Если Господня воля —
мне на чужбине скитаться,
то, Кинерет, позволь мне
хоть в могиле рядом остаться.
Мы наконец-то вместе.
Здесь покой небывалый.
С поля несутся песни,
что я когда-то певала.
Здесь меня не забыли.
Здесь мой путь подытожен.
Дерево на могиле
благословляет прохожих.
Если Господня воля —
мне вдали от тебя скитаться, —
я вернусь, о Кинерет!
Позволь мне
СОЮЗ С ЭХОМ
Как союз между звуком и эхом,
так и наша с тобою связь.
Ей года и века — не помеха,
в сердце память живет, затаясь.
На вершине — двое.
как ветер,
весела она и легка,
ну, а он — черноглаз и светел,
как еврейский отрок в веках.
Он сказал:
"Как пастушьи свирели,
голос твой в Иудейских горах,
эти звуки не устарели,
и легенда та не стара".
Нас вели изгнанья путями,
эта доля совсем не легка.
Потому ли союзу меж нами
не помеха — года и века?
ЗАКРЫТЫЙ САД
Кто ты? Я тянусь рукой, но рядом
я твоих не ощущаю рук,
и глаза, с моим встречаясь взглядом,
прячутся, и в них сквозит испуг.
Каждый человек — как сад закрытый,
и к нему тропинка не лежит.
Жду, покуда на пустынных плитах
иссякает жизнь...
В ГОРОДЕ
Я примирюсь — и грохот, и бетон
моя душа воспримет и поверит,
в чужой толпе не вспомню я о том,
что спит в душе, не прошепчу: "Кинерет!.. "
Лишь ночью, в час молчанья и тоски
я стану вспоминать и плакать стану,
когда страдание рвет сердце на куски,
когда болят закрывшиеся раны.
МОТИВ
Лишь для тебя они станут наградой,
лишь о тебе мои песни звучат:
штили и штормы, слезы и радость,
боль и услада, холод и чад.
Да, я ответа не знала доселе,
да, я почти-что мосты подожгла, —
сразу вернулись и снова запели:
ревность и ненависть, пламя и мгла.
И для тебя лишь симфония эта,
лишь о тебе сотни скрипок поют:
лживость тумана — и правда рассвета,
слезы и радость, боль и уют.
Напрасен мой испуг ...
Напрасен мой испуг на этот раз:
То был лишь сон, и явь тому порука.
Лишь встретить взгляд твоих вчерашних глаз
И удержать в руке дневную руку.
Мы не забыли молодость, о нет —
В такой измене мы не виноваты.
Кинерет тих, и ясен солнца свет —
Пред отступят беды и утраты.
Незримой нитью связан ты со мной.
Она тонка, она хрупка, и всё же
И всё же мой испуг — кошмар ночной:
Открыть глаза — и сгинет. Боже, Боже!
Вдруг проснуться...
Вдруг проснуться, понять:
это было кошмаром,
лишь кошмаром, рожденным в тоске!
И опять, как вчера, ощутить твои чары
и почувствовать руку в руке.
Мы не предали наши с тобой идеалы,
мы храним этот давний завет,
и Кинерет родной, как большая пиала,
щедр, как прежде, и полон навек.
Мы навеки повязаны скрытою нитью,
самой прочной из прочных цепей.
То был просто кошмар,
а совсем не наитье.
О, скорей бы проснуться!
Скорей!
* * *
Руку жестом рассеянным ты перенес
мне на голову, и от тепла
непосильною ношей, тяжелой до слез
грусть на сердце внезапно легла.
Неужели безжалостный рок повелел
выпить чашу до дна нам с тобой?
Мы не ближе друг с другом на этой земле,
чем на небе звезда со звездой.
* * *
Рукой за милостью я тянусь —
мне крошечный нужен кусок.
Мой вечер близок, на сердце грусть,