Переворот

— Всё в порядке, — отозвался Гриц. — Наши при аресте обошлись с ним грубо. Пришлось вступиться. — Он потёр пальцем подбородок. — Но в целом могло быть хуже.

— Благодарю, — Като протянула ему руку для поцелуя — Вот уже второй раз я очень обязана вам. Жаль, что вы пострадали.

— Пустое, — Потёмкин поклонился и отступил в тень колоннады, пропуская других присутствующих.

Предчувствия, мучившие его накануне переворота, оправдались. Он едва не стал первой жертвой мятежа, заступившись за перепуганного принца Георга. Бедное начальство вскочило с кровати в рубашке и ночном колпаке с кисточкой, попыталось схватиться за шпагу, но было сбито с ног и завёрнуто в ковёр, чтоб не брыкалось. Когда Гриц подоспел унимать своих расходившихся товарищей, шефу Конногвардейского полка уже изрядно намяли бока. Глаз у него заплыл, один ус был выдран, изо рта торчал скомканный шерстяной чулок.

По запарке и Грицу разок въехали в ухо. Однако потом ребята охолонули, признали право Потёмкина командовать и требовать от них порядка. К этому времени он уже осип от крика и озверел от их дури. Как бы то ни было принц Георг остался цел, и Гриц был этим доволен: он не питал к шефу зла. Теперь особая признательность Екатерины согревала его душу.

Между тем присяга закончилась, и полки, медленно развернувшись, потекли стальной змеёй с площади. Под их неповоротливой охраной государыня двинулась во дворец, где её ожидала радостная встреча с сыном и ещё более радостная — с водой и мылом.

Глава 4 КАРНАВАЛ

Дворец напоминал корабль в бурю, волны народа накатывались на его стены, грозя снести в канал. Вопреки правилам, все находившиеся в здании, включая прислугу, высыпали в парадные сени встречать императрицу. Как и на улице, к ней тянулись сотни рук, слышались умилённые голоса и вздохи: «Матушка, кормилица, голубушка...» Екатерина приказала себе забыть, какими дерзкими и порой жестокими по отношению к ней были эти люди. Слишком мелкая сошка — они не заслуживали ни мести, ни гнева. «Улыбайся! Будь ласкова!»

Оставшись одна в проходной комнате, двери в которую с двух сторон припёрли стульями, Като потребовала воды.

— Где мой сын? — осведомилась она. — Я хочу его видеть.

Перепуганного мальчика привели через несколько минут. Он дичился и не подходил близко к матери. Екатерина с неудовольствием отметила, что наследник вцепился в руку Панина до белизны пальцев и на её приветствие, заикаясь, пролепетал:

— Рад стараться, Ваше Величество!

Като отложила в сторону полотенце, стряхнула пудру с ладоней и, приблизившись к сыну, опустилась перед ним на корточки.

— Как ты?

Мальчик шарахнулся назад, прижался спиной к коленям воспитателя и вытаращил на неё круглые от страха глазёнки.

— Паша, — императрица взяла его руки в свои руки, — Паша, ты так испуган... бедный, — она хотела его обнять, но царевич завертелся волчком, вырываясь, и заревел в голос.

— Никита Иванович, — Екатерина выпрямилась. — Что с ребёнком? Он сам не свой.

— Солдаты, мадам, — почему-то в извиняющемся голосе воспитателя Като послышалось торжество, — напугали его высочество. Всю ночь горланили под окнами. Знаете ли, эти пьяные выкрики, брань, угрозы... Они орали: «Поднимем на штыки голштинского выродка! Смерть ему!» Павел Петрович решил, что это о нём.

При этих словах мальчик ещё плотнее прижался к Панину, в его глазах сверкнула незнакомая Екатерине злость, и он вдруг выпалил в тревожное лицо матери:

— Ты гадкая! Зачем ты их привела? Не хочу! Боюсь!

Царевич затопал ногами и опрометью бросился бежать из комнаты.

«Ладно, — решила императрица, — позже поговорим. — Она подняла гневный взгляд на Никиту Ивановича. — Клянусь богом, у вас я его не оставлю». Екатерина уже чувствовала, что одновременно с борьбой за власть у неё под рукой разворачивается страшная схватка за сына. Она выиграла, примчавшись в столицу в карете Дашковой, провозгласив себя самодержицей, приняв присягу, как полновластная государыня, и проиграла... собственное дитя. От сознания этого было горько, у Екатерины защипало в носу, и горячая плёнка на мгновение заткала ей глаза. Но императрица справилась с собой.

— Оставим это, — она милостиво кивнула Панину. — Какие новости от моего мужа? Кто-нибудь прибыл из Петергофа?

— О, очень многие, — лицо Никиты Ивановича расплылось в довольной улыбке, — князь Трубецкой, граф Александр Шувалов, вице-канцлер Голицын. И даже сам канцлер Михаил Илларионович Воронцов. Все они поспешили сюда с миссией от вашего супруга. Каждый обещал ему выступить посредником и уговорить вас помириться с ним.

— Помириться? — протянула императрица. — Но ведь мы не ссорились. В ссоре с государем народ, — её рука указала на окно, за которым всё ещё кричала и бесновалась толпа. Летевшие в воздух шапки были видны со второго этажа. — Сейчас я закончу туалет и выйду к ним, — кивнула Екатерина. — Прикажите накрыть завтрак. От голода даже победители звереют.