Шванвич почесал в затылке, взял со стула у кровати ремень, одёрнул мундир и пошёл на улицу справиться, что стряслось. В честь именин императора он получил отпуск на трое суток и намеревался съездить в столицу навестить семью. За годы жизни в Петербурге Шванвич не обрусел ни на йоту, хотя крестился в православии и носил русское имя Александр Мартынович. Он женился на шведке-лютеранке и сыну пока позволял посещать кирху на Васильевском острове. Пойдёт служить, сам выберет, что ему лучше, а пока пусть останется в вере предков. При нынешнем-то государе православных не слишком жалуют. Может, он, Шванвич, и поторопился со сменой исповедания. А всё отец: считал, что с такой крёстной матерью, как Елизавета Петровна, его сын быстро пойдёт в гору. Какой там! Мало ли солдатских детей крестила эта толстомясая молочница?
Впрочем, здесь, в голштинском полку, Шванвича приветили, и он делал успешную карьеру. Вчера капрал, сегодня он носил уже сержантские нашивки. Государь его весьма отличал. Огромного роста и невероятной силы швед казался Петру воплощением истинного германца: солдат, завоеватель, повелитель. Императора так восхищал этот образ, что он на каждом смотру ставил Шванвича в пример другим и даже приглашал на пирушки в «узком кругу». Низкое происхождение сержанта его не смущало. Пётр пивал и с лакеями.
Нет, положительно, сейчас Александру Мартыновичу шла карта в руки. Сегодня он собирался вручить жене серебряный подсвечник и две десертные позолоченные ложечки, потихоньку вынесенные им с одной из таких вечеринок. Его сын вырастет в обеспеченной семье. Будущее рисовалось Шванвичу хоть и не безоблачным, но по крайней мере сытым и с мало-мальской надеждой выбиться в люди.
Вразвалочку пройдя по плацу и всем видом демонстрируя, что сегодня он не на службе, сержант приблизился к Сиверсу.
— Какие новости? — лениво осведомился он.
— Какие новости?! Какие новости?! — почему-то заорал адъютант. — Вы тут спите, а императрица сбежала! Вчера утром! Через окно! Государь приехал, а её нет как нет! Её теперь разъезды по всем дорогам ищут!
Шванвича разобрал смех.
— Нашли кого искать, — фыркнул он. — Разве государю не всё равно? Он же собирался с ней развестись. Лизка Воронцова небось на месте.
— Дурень, — не выдержал Сиверс. — Все вы тут дураки! Она улизнула в Петербург, поднимать мятеж. Весь город набит её сторонниками, как форшмак чесноком. Эти русские не хотят видеть Питера Ульриха своим царём. И никогда не хотели! И нас здесь не хотят! Нас полторы тысячи, а гвардейцев в городе до тридцати. Нас разорвут! Будут из спины ремни резать! Жиром сапоги смазывать! Ты разве не знаешь этих свиней?
— Я-то знаю, — задумчиво протянул Мартыныч. — Твоя правда, да только ведь и государь может податься в Кронштадт. Оттуда на корабле к армии. Она ещё не вся выведена из Пруссии. Там Фридрих ему поможет. Да и столица — не вся Россия. Если Питер Ульрих доберётся до Москвы и тамошнее дворянство изъявит ему верность, то мятеж на севере не будет стоить и кошачьего чиха.
— Но пока-то мы здесь! — Сиверс уже сорвал голос и продолжал возмущаться не так яростно. — Да и что ты мне толкуешь? Меня прислали с приказом собрать полк, двигаться в Петергоф и занять позиции в зверинце. Это единственное укреплённое место...
Шванвич опять расхохотался.
— Вот вас там всех и перестреляют, как диких зверей.
— Вас? — не понял адъютант. — А ты разве не пойдёшь с нами?
— У меня трёхдневный отпуск. — Швед пожевал травинку и сплюнул.
— Какой отпуск? — не поверил своим ушам Сиверс. — В городе переворот, мы солдаты.
— Наёмные, — уточнил Мартыныч. — Значит, имеем право и на отпуск, и на жалованье, в отличие от рекрут. А где оно, наше жалование? За два месяца не плачено.
— Ты с ума сошёл, — поразился адъютант. — Ты что же, вот так просто возьмёшь и поедешь в город к семье?
— Нет, — Шванвич потянулся. — В город я, пожалуй, не поеду. Там сейчас иностранцам небезопасно. Останусь здесь. И вам советую. Что наши полторы тысячи против гвардии? Плевок в ведре с водой. А если вы окажите русским сопротивление, то они по злобе действительно могут обойтись с нами круто. Важно сразу же вступить в переговоры и предложить сдачу на условиях сохранения жизни и личной безопасности. Думаю, их офицеры сумеют удержать солдат от насилия.
— Но... но это предательство, — выдохнул адъютант. — Мы обязаны сохранять верность присяге. Наш несчастный император взывает к нам о помощи...
— А ты построй всех на плацу и спроси, что они выберут: моё предательство или твою верность? Повторяю: мы наёмники. Нам дела нет до бед хозяина. Есть деньги — воюем. Кончились — не рассчитывай на верность. Тем более, когда удача отвернулась.