Абонент «Б»: — Да, слушаю. Представьтесь, пожалуйста.
Абонент «А»: — Я нахожусь на Останкинской башне. Только что я нанёс удар СВЧ-оружием по Шаболовке. Предупреждаю, при первой же попытке перевести сигнал на резервные ретрансляторы, я сожгу здание министерства. Вы меня слышите?
Абонент «Б»: — Да…
Абонент «А»: — Я держу под прицелом радиовещательный комплекс на Октябрьском поле и радиоцентр в Балашихе. Вы хорошо представляете себе последствия удара импульсом СВЧ по этим объектам?
Абонент «Б»: — Да… Перегорит все оборудование к чёртовой матери…
Абонент «А»: — Правильно, Эдуард Викторович! Поэтому забудьте о всех планах переброски сигнала. Даже о таком фантастическом, как установка передатчика на шпиле МГУ и создания сети ретрансляторов на дирижаблях. Если «Медиа-Мост» сунется с идеей раздать ДЭЗам свои «тарелки» и начать вещание через спутник «НТВ-плюс», я сожгу штаб-квартиру Газпрома. Это вам понятно?
Абонент «Б»: — Вы сумасшедший! Вы… Это блеф! Вы блефуете!! Ничего у вас нет. Нет никакого оружия! На Шаболовке просто пробило фидер. Мне уже доложили. Фидер, понимаете, монтажник уронил инструмент и пробил фидер. Вот и все! И не пытайтесь нас запугать!! Мы не ведём переговоров с террористами!
Абонент «А»: — Заткнись и выгляни в окно, мудак!
(Помехи связи)
Абонент «А»: — Алло, Эдуард Васильевич, что вы видели? Алло?! Ты там не до смерти обосрался?! Алло!
Абонент «Б»: — Я слушаю…
Абонент «А»: — И что вы видели, Эдуард Васильевич?
Абонент «Б»: — Дом напротив вспыхнул… Невероятно… Как факел.
Абонент «А»: — Глазам не верите? Вы же радиоинженер, Эдуард Василевич, должны понимать, что такое СВЧ! Ионизация превращает кислород в воздухе в озон. Достаточно искры, чтобы произошёл взрыв. А искры от короткого замыкания будут обязательно, потому что озон окисляет металл лучше любой кислоты. Представьте, что я направил луч на Капотню. Представили?!
Абонент «Б»: — Да…
Абонент «А»: — Я планирую через полчаса возобновить вещание. Объясните людям в правительстве, не сведущим в технических вопросах, что мешать мне — колоссальный риск.
Абонент «Б»: — Меня могут не послушать…
Абонент «А»: — Тогда послушают, как взрываются нефтехранилища в Капотне! И ещё есть Курчатовский институт. А у меня прямо под боком — Останкинский молокозавод. Тысячи тонн масла на хранении. Прикиньте, как они красиво зачадят!
Итак, Эдуард Викторович, я хочу проверить, насколько вы осознали ситуацию. Сейчас ТНТ продолжает вещать с передатчика на Октябрьском поле. Мне их прервать, или это сделаете вы? Учтите, лучом можно зацепить здание «Аквариума». Ха, благодарность ГРУшников будет безграничной! Даю десять секунд на ответ. Время пошло.
Абонент «Б»: — Стойте, я должен подумать!
Абонент «А»: — Осталось пять секунд.
Абонент «Б» — Но… Я не могу единолично принять решение!
Абонент «А»: — Три секунды.
Абонент «Б»: — Стойте!! Я звоню в технический центр.
Абонент «А»: — Правильное решение, Эдуард Викторович! Приятно иметь дело с профессионалом. Да, о своих сотрудниках на башне не беспокойтесь. Я гарантирую им жизнь и высоко оплачиваемую работу. До момента штурма, естественно. Как вы, кстати, смотрите на перспективу штурма башни?
Абонент «Б»: — Я не военный… Но — это безумие.
Абонент «А»: — Вот и постарайтесь донести эту простую мысль до самых горячих голов в правительстве. Я не прощаюсь. До связи!
Серый Ангел
Злобин делал беглые пометки на четвертушке листа. Привычку автоматически фиксировать фразы, именно фразы, а не отдельные факты из показаний, выработал у себя в первый же год работы следователем. Сейчас, выводя скорописью одному ему понятные знаки, он точно определил для себя свою роль в происходящем. Не случайный свидетель, не соучастник, а следователь — лицо нейтральное и процессуально независимое. Пусть все идёт, как идёт, всё равно не хватит сил остановить лавину событий. Остаётся только честно фиксировать происходящее, устанавливая роль, мотивы и вину каждого. Придёт время, пригодится.
В какой-то момент он почувствовал, что Дубравин подстраивается под его темп письма, словно адресатом его речи был не хозяин кабинета, а Злобин.
— Как же вы такие умные, стратегически мыслящие, а Махди проворонили? — Злобин нащупал болевую точку и решил бить в неё прицельно.
Дубравин впервые за встречу стал мрачным. Но не как слабак, загнанный в угол, а как тяжеловес, стоящий в углу ринга.
— Мы его не проворонили, а пригласили, — отчётливо произнёс он.
Злобин сдержался, чтобы не бросить взгляд на Игоря Дмитриевича. Боялся увидеть торжество царедворца, наблюдающего, как смутьян сам сует голову в петлю. Решил, что государственной глупости насмотрелся достаточно.
Дубравин своим заявлением, конечно, сам себе подписал приговор. Но из его уст это прозвучало не как явка с повинной, а неприкрытый вызов на бой.
— Подробнее. Когда, с какой целью? — Злобин приготовился делать пометки.