Перевороты

На самом деле подобная мысль не раз всплывала. Пол Каттенберг, ставший председателем Межведомственной рабочей группы по Вьетнаму, вернулся из поездки в Сайгон в конце августа с очень мрачным прогнозом. Каттенберг заключил, что вьетнамцы постепенно обрели национальное самосознание и ни за что не примут правительство с поддержкой из-за рубежа. На совещании Совета национальной безопасности тридцать первого августа он предположил, что пора «и честь знать». Коллеги тут же его раскритиковали.

«Мы не уйдем, пока война не окончится победой», – резко заявил Раск.

Каттенберг произнес запретные слова и в награду получил дипломатический пост в Гайане. Через несколько дней не кто иной, как министр юстиции Роберт Кеннеди поинтересовался на собрании в Белом доме, сможет ли вообще какое-либо правительство одолеть коммунистов, и если нет – возможно, «пришла пора убираться из Вьетнама».

Остальные присутствующие сочли его высказывание столь странным, что даже не нашли ответных слов. Роберт Кеннеди мог бы доказать свою правоту, если бы серьезно подготовился. Один человек потом вспоминал, что его фраза «повисла в воздухе на миг, а потом стихла – безнадежно чуждая мысль среди глубоко укоренившихся убеждений».

В Сайгоне Лодж энергично приводил свой план в жизнь. Однако, как он написал в очередной телеграмме, «США не должны публично засветиться», поэтому ему было необходимо найти тайного представителя для заговорщиков. Для этой особой работы он выбрал Люсьена Конейна, прямого и широкоплечего агента ЦРУ, который уже годами принимал участие в секретных операциях.

Конейн, использовавший кодовое имя «Черный Луиджи», обладал исполинским ростом и считал себя мастерским лжецом. Репортеры называли его человеком, сошедшим со страниц приключенческого романа, любителем жизни во всех ее проявлениях, эксцентричным, неистовым, зачастую неуправляемым, однако крайне восприимчивым и профессиональным.

Когда президент Кеннеди спросил, кто такой Конейн, Макнамара ответил: «Он как Лоуренс Аравийский». Посол Лодж называл его «незаменимым человеком».

Успешно устроить переворот, казалось, мог генерал Зыонг Ван Минь, лучший и наиболее популярный офицер в стране, номинально служивший военным советником президента Зьема. Большой Минь, как его прозвали американцы, был прямолинейным солдатом французской колониальной армии. Он утратил доверие Зьема, и к 1963 году солдат под его командованием не осталось. Свободного времени у Миня с избытком хватало на два его излюбленных занятия: игру в теннис и выращивание орхидей. И на участие в заговоре.

Двадцать девятого августа Конейн встретился с генералом Минем и поднял тему переворота. Мужчины проговорили больше часа. Минь крайне осторожно допустил, что нечто подобное может произойти. Он знал, что у американцев раскол в рядах, и опасался, что о его планах доложат Зьему. От Конейна ему нужно было лишь разрешение действовать. Если США хотят свергнуть Зьема, говорил Минь, то они должны подать мятежным генералам знак.

Конейн передал просьбу высшим инстанциям, и через несколько дней администрация Кеннеди подала Большому Миню тот самый знак. Она задержала выплату займа в четырнадцать миллионов долларов для важнейших проектов по развитию Южного Вьетнама: прокладыванию водопровода и строительству электростанций.

Удовлетворенный Минь назначил самого доверенного соучастника, генерала Тран Ван Дона, исполняющим обязанности главы южновьетнамского Генерального штаба и связующим звеном с Конейном. Дон – родившийся во Франции аристократ – был выпускником французской военной академии и едва ли не интеллектуалом. Его дружба с Конейном растянулась почти на двадцать лет. Пока в сентябре – октябре формировался заговор, они поддерживали контакты. Чтобы избежать подозрений, обычно они встречались в кабинете сайгонского дантиста.

«Что бы там ни происходило, – вспоминал позже Конейн, – над зубами мне поработали на всю жизнь вперед».

Атмосфера в Сайгоне постепенно накалялась. Ню продолжал критиковать политику США и однажды даже назвал Лоджа «человеком без всяких моральных принципов». Он также то и дело намекал на возможные мирные предложения коммунистам, заявляя, что «американцы сделали все возможное, чтобы подтолкнуть меня к ним в руки». На инсценированных выборах двадцать седьмого сентября Ню с женой вновь получили места в марионеточном парламенте, набрав по девяносто девять процентов голосов. Неделю спустя еще один буддийский монах сжег себя в знак протеста, впервые после летних случаев подобного суицида.