Перевозбуждение примитивной личности

В результате мы весь вечер гуляли по Москве, болтая обо всем на свете, и чем больше я узнавала свою младшую сестру, тем больше она мне нравилась. В результате я добралась до дому еле живая и сразу уснула мертвым сном. Однако сон оказался не таким уж мертвым, и мне приснился любимейший торт моего детства. Он назывался «Идеал». С виду совершенно неинтересный – присыпанный сахарной пудрой и с какой-то геометрической фигуркой в одном углу. Фигурка была жесткая и невкусная. Зато сам торт! Вот уж воистину идеал! Толстые вафли, прослоенные шоколадным кремом. От крема вафли слегка размягчались и… Мечта! Вот этот торт мне и приснился! Только он был огромный, куда больше реального. И я знала во сне, что мне предстоит его съесть. С одной стороны, у меня текли слюнки, но с другой – я понимала, что если съем его весь, то никогда уже не смогу смотреть на сладкое, а это будет жалко… Но выхода, очевидно, нет, и надо браться за торт… Не хочу! При таких условиях не желаю, не буду! А торт все разрастался, он уже надвигался на меня, грозя просто похоронить меня под своей громадой. Я проснулась в ужасе. Что бы это значило? Наверное, Додька прав, и мне надо просто уехать! И все решится само собой. А что, собственно, решится? Ровным счетом ничего! Решить могу только я сама! Легко сказать… Решить – значит выбрать… А сбежать – малодушно и глупо. Сбежать и сдохнуть с тоски в этом клятом Маасмехелене? Только в состоянии глубочайшего отчаяния можно было поселиться в этой дыре, хотя с виду она вполне симпатичная, эта дыра… Да и вся моя одинокая жизнь с момента отъезда из Москвы – не моя! Она была всякой, в ней были взлеты и падения, горе и радости, но жизнь была – не моя! А я хочу жить своей жизнью, мне еще не поздно! И судьба подкидывает мне шанс. Но выбрать я не могу! Вот пусть судьба сама и распорядится.

Я побрела на кухню, открыла холодильник. Пусто. Вчера я так и не удосужилась купить продукты. На часах еще нет семи. Осуществлю-ка я свою идею, посетившую меня в первый день, – съезжу на Рижский рынок, там рядом, говорят, круглосуточный супермаркет. Заодно куплю цветов, чтобы в квартире было уютно, когда приедет Рыжий… Или Костя придет… Тьфу! Вот напасть!

Я выпила кофе с сухим ошметком сыра, оделась и вышла на улицу. Погода была неважная, сыпал мелкий дождик, и я решила поехать на метро. В метро было душно. Помню, в детстве в метро, наоборот, было прохладно… Или это аберрация памяти? На Рижской ничего не узнать, кроме здания Рижского вокзала. Новая эстакада, универмаг, супермаркет… Начну с супермаркета. Внизу в рыбном отделе чего только нет… Я купила семги и тут же вспомнила, как маленькой девочкой мы с отцом зашли в рыбный магазин на улице Горького, где стояла громадная очередь. За семгой. Это был какой-то праздник, вернее, какая-то годовщина, дата, и по этому случаю «выкинули» семгу. Отец тогда был красив и молод. Он выбрал в очереди стареющую даму, подошел к ней и спросил, обращаясь к очереди: «Простите, кажется, я занимал вот за этой интересной дамой?» Она вспыхнула и быстро сказала: «Вы занимали передо мной!» И пропустила его. Дама всячески заигрывала со мной, папа был очаровательно любезен, и в результате мы купили килограмм вожделенной семги. А я в этой очереди узнала многих знаменитостей: диктора телевидения, эстрадную певицу и старую актрису МХАТа, которая погладила меня по голове и сказала со вздохом: «Бедная девочка, твоим детям семги уже не видать как своих ушей!» А как отец гордился, что мы с ним добытчики!

Выйдя из магазина, я растерялась. Где же рынок? Очевидно, вон там. Точно! Я не помнила, таким он был раньше или нет? Провал в памяти. Хорошо помнила только Тишинский, Палашевский и Центральный, а Рижский – нет. Но мне понравилось тут. Я сразу устремилась к мясному прилавку, высматривая парную телятину, как вдруг какая-то женщина выронила сумку, из которой посыпались помидоры. В руках у женщины были еще пакеты и хозяйственная сумка, она заметалась, куда бы их поставить. Я инстинктивно нагнулась и стала собирать помидоры.

– Ой, спасибо, ну что вы, не надо, – бормотала женщина, и в какой-то момент мы с ней чуть не столкнулись лбами.

– Дина? – ахнула она.

Я всмотрелась в нее, что-то страшно знакомое…

– Не узнаешь? Я Надя Коваль, помнишь меня?

– Надька!

Мы обнялись, потом собрали помидоры и отошли к пустующему прилавку.

– Господи, Динка, какая ты стала!

– Только не говори, что я иностранка!

– Да нет, просто совсем другая, худая очень, раньше ты полнее была. А я наоборот! Ну до чего ж я рада тебя видеть! Все хотела тебе позвонить. Костя сказал, что ты здесь! А ты чего в такую рань на рынок приперлась?

– Да в доме ничего нет! Говорят, у тебя три сына?

– Костя сказал?

– Костя и Тоська. Ну как ты живешь?

– Ай, разве это жизнь? Кручусь как белка в колесе, по-хорошему бы надо бросить работу, все-таки трое парней, не шутка, но не могу, без театра жизни мне нет, я все три раза в декрет в последний момент уходила и просто с тоски пропадала, пока на работу не выйду! Хоть это и гадюшник, но без него уже не могу.

– А как парней-то зовут?