Перевозчик

Николай же стал действовать иначе. Завидев большую стаю – штук тридцать-сорок, – определял, куда она движется, опережал и садился на ее пути подальше, затем выходил из машины и потихоньку продвигался навстречу. Волки, завидев отдельного человека, сами начинали на него охотиться, а он, добавляя им азарту, как бы испугавшись, убегал. Они, применяя, очевидно, свой постоянный хитрый прием, разбивались на две части и с двух сторон начинали преследовать. А он специально некоторое время бежал в одну сторону, приближая одну часть стаи и отдаляясь от другой. Затем, в подходящий момент останавливался и метров с тридцати начинал стрелять. А мы знаем, как точно он это делал, к тому же у охранников был позаимствован глушитель, поэтому все происходило бесшумно. Бил частыми одиночными, отчего получалась почти очередь. Выходило так быстро, что, пока подоспевала отставшая часть стаи, от этой оставалась лишь гора трупов. Он разворачивался и с таким же успехом добивал и ее.

Потом Николай, чтобы стало приметней, стаскивал все это «добро» в одну кучу и снова взлетал. В общем, через тройку часов он навалил их уже около ста штук.

Позвонил Михал Михалычу, доложил об успехах и спросил, что делать дальше. Тот похвалил и сообщил, что по телефону уже начал хлопотать о документе для него.

– А ты постреляй еще немного, и надо бы показаться организаторам охоты, от них как раз многое зависит, – сказал он. – Когда закончишь охоту, лети к поселку; сверху увидишь у третьего имения от меня большую площадку, огороженную забором, и на ней небольшой из красного кирпича домик; в нем штаб мероприятия, там и садись. Сейчас туда, наверное, уже начали подлетать другие охотники. Зайдешь и доложишь о результате своей охоты, и постарайся создать о себе хорошее впечатление.

– Создать впечатление – как это? – спросил «бестолковый» Николай.

Михал Михалыч немного помолчал, затем в трубке послышался тяжелый вздох, означавший, наверное, сожаление типа: «Есть же такие дубы, что приходится разъяснять элементарные вещи», но все же, вздохнув, он попробовал объяснить:

– Ну надо показать свою преданность и верность нашим законам; скажи, что ты будешь сообщать о всяких нарушениях, и все; дальше побольше молчи. Короче, особо не умничай и будь самим собой, тогда и получится впечатление какое и надо, – заключил он имея в виду его бестолковость.

«Отлично получается, – подумал Николай, – этот уже не сомневается, что я для них буду стараться, теперь бы убедить остальных в моей безрассудной верноподданности». Пока они разговаривали, пару раз над Николаем зависали вертолеты с другими охотниками. Он махал им рукой, показывал на кучу убитых зверей и, как победитель в ринге, вскидывал вверх кулак и потрясал им. При этом он думал: «Ну что ж, придется поработать над нужным для дела имиджем открытого, простоватого, пусть и склонного похвалиться парня, и в то же время преданного законам и готового доносить о его нарушениях; ну это уже попозже, при личном общении».

Сделав еще один заход и расправившись со следующей волчьей стаей, полетел в поселок и, как и объяснял Михал Михалыч, приземлился на видимую сверху огороженную площадку; подъехал к небольшой стояночке около домика где уже находилось несколько машин.

Николай зашел в дом. Там сидело несколько человек.

– Вот он! – раздался чей-то возглас.

Оказывается, у них шел разговор о нем, об этом удивительном парне принимавшем участие в охоте вместо Михал Михалыча. Самого-то его никто не видел, и, наверное, поэтому, по словам рассказчиков, он превращался почти в легендарного героя. Рассказывали, как он с одной дубиной, не раздумывая, бросился ему на выручку, а теперь вот на охоте очень оперативно наворотил несколько куч волков. Все с интересом оборотились к нему. Николай прямо от двери приветственно поднял руку и спросил:

– Всем привет, я Николай и охотился от Михал Михалыча. Сичас пострелял чуток, кому нада докладать?

– Да мы знаем, уже доложили, молодец. Как же ты не боишься охотиться с земли, ведь это свирепые голодные звери и их много? – спросил один из них, наверное, самый старый (он был полностью седой), сидевший в глубине за столиком и что-то записывавший, вероятно, обеспечивал канцелярию.

– А чиво бояться, я никада не боюсь. Головой нада работать, – постучал Николай пальцем по лбу. – Волк жа не человек, он жа не сображаить. Чиво яво бояться, яво нада на хитрость брать.

– А ты хитрый? – спросили его.

Николай сотворил на лице задумчивость… глубокомыслие и изрек:

– Умные люди гутарють, что пра себя хвалиться плохо, поэтому и я не буду пра себя гутарить, што хитрый, и все люди пра меня поймуть: конечно, он умный, потому што часто общается с интеллигентами и береть с их пример.